В 2017 году беларус подал жалобу в КПЧ на ограничение свободы выражения мнений в виде наказания за репост «экстремистского материала». В октябре 2023 года Комитет вынес соображение с тезисами, которые, к сожалению, стали еще более актуальными для беларусской практики:

• любые ограничения работы вебсайтов, блогов и других Интернет-площадок распространения информации, электронных или иных подобных систем, включая Интернет-провайдеры и поисковики, допустимы только в той степени, в какой они совместимы с положениями Пакта;
  
  
• любое вмешательство в свободу выражения мнений должно сопровождаться индивидуальной оценкой (в данном случае — судом) необходимости и пропорциональности вмешательства легитимной цели.
  

Итак, КПЧ вынес соображение по жалобе гомельчанина, обвиненного по ставшей уже «народной» статье 19.11 КоАП [во время рассматриваемых событий— ст. 17.11 КоАП] («Распространение, изготовление, хранение, перевозка информационной продукции, содержащей призывы к экстремистской деятельности или пропагандирующей такую деятельность»). В ноябре 2016 года, по прошествии нескольких дней с момента признания ресурса **** «экстремистским» в Беларуси, молодой человек сделал репост материала "Маразм и показушная «почесть погибшим в войне» в столичной гимназии", опубликованного данным ресурсом, на площадке ВКонтакте. В 2017 году данный пост заметили сотрудники правоохранительных органов, заявителя обвинили в распространении «экстремистских материалов» и присудили штраф. Гомельчанин предпринял безуспешную попытку обжаловать это решение, требуя отдельной оценки именно распространенного материала, поскольку суд признал весь ресурс «экстремистским», основываясь на другой статье, после чего обратился в КПЧ с жалобой на нарушение статьи 19 Пакта (свобода выражения мнений). Комитет согласился с заявителем и установил нарушение.

1. Рассматривая жалобу гомельчанина, КПЧ отметил, что суд Центрального района г. Минска, решением которого все материалы ресурса **** были признаны «экстремистскими», не оценил содержание именно той статьи, которую распространил заявитель. Это нарушает часть стандарта о недопустимости тотальной блокировки какого бы то ни было ресурса ввиду очевидной непропорциональности такой меры. Правомерные ограничения, как правило, следуют из адекватной оценки содержания конкретного материала — и принятия мер только в его отношении.

2. Кроме того, констатируя нарушение Беларусью статьи 19 Пакта, Комитет обратил внимание и на то, что Гомельский областной суд, рассматривая апелляцию заявителя, не внял просьбе провести индивидуализированную оценку той статьи, которая стала основанием для привлечения к ответственности. В этой связи КПЧ отметил:

«Даже если примененное к заявителю наказание предусматривалось национальным законодательством, государство-участник должно было доказать, что оно были необходимым для достижения одной из легитимных целей, изложенных в пункте 3 статьи 19. <...> Тем не менее, государство-участник не привело никаких конкретных причин, связанных с заявителем, обусловливающих необходимость применения именно таких ограничений. <...> 7.8 В частности, Комитет отмечает, что в судебных решениях не содержится никакой индивидуальной оценки обстоятельств дела заявителя, равно как отсутствуют следующие соображения: в связи с чем осуждение и наложение штрафа были необходимыми и наименее интрузивными среди мер, к которым государство могло прибегнуть для реализации одной из легитимных целей..»

Данное соображение вынесено по фактическим обстоятельствам 2016-2017 гг. Как дело обстоит сейчас? Соответствует ли существующее регулирование международным обязательствам государства в области прав человека?

Прежде чем переходить к актуальным беларусским реалиям, напомним об общей рамке, которую важно держать в голове при оценке любых репрессивных мер (= ограничений права) на предмет соответствия Пакту.

Существующее регулирование борьбы с «экстремизмом» и «терроризмом» в Республике Беларусь противоречит как международным обязательствам государства (без ВПН), так и его Конституции. В то время, как государства действительно обязаны защищать лиц, находящихся под их юрисдикцией, от насильственного экстремизма, они не могут делать это в ущерб своим обязательствам в области прав человека, прикрываясь абстрактно определенными соображениями национальной безопасности.

В то же время, как неоднократно отмечалось, беларусская экосистема «антиэкстремистского» законодательства основывается на чрезмерно широких дефинициях «экстремизма», «экстремистских материалов», «экстремистских формирований/организаций», и так далее — что позволяет говорить о неправомерности любого ограничения свободы выражения мнений граждан под видом применения «антиэкстремистских» мер.

Каждый из используемых властями в рамках «антиэкстремистских» репрессивных механизмов (включая задержания, каждое решение суда о привлечении к ответственности или, к примеру, признании материала «экстремистским») ограничивает свободу выражения мнений граждан — а значит, должен соответствовать вышеприведенным критериям.

Тем не менее, применение данного законодательства в настоящее время по-прежнему сопровождается произвольными процедурами с отсутствием гарантий проведения справедливого суда и индивидуальной оценкой каждого высказывания, а в отдельных механизмах — и вовсе внесудебной процедурой с возможностью, например, внесения обвиняемых по статьям Уголовного кодекса, затрагивающим свободу выражения мнений, в список «террористов» (что грубо нарушает презумпцию невиновности). В частности, в признании материалов «экстремистскими»:

• используется процедура особого производства, участниками которого обычно выступают заявитель (в данном случае — «субъекты противодействия экстремизму», представляющие интересы государства) и заинтересованные лица (в случае, если последним удается быть привлеченными к делу — на практике они зачастую не уведомляются о процессе, суды проходят в закрытом режиме). Такой подход не позволяет авторам контента полноценно защитить свои права при соблюдении всех присущих исковому производству процессуальных гарантий;
• суды не проводят самостоятельную оценку материалов, преимущественно полагаясь на заключение соответствующей комиссии по проведению оценки символики, атрибутики, информационной продукции, которое становится решающим фактором в деле;
• как состав таких комиссий, так и выносимые ими заключения не позволяют говорить о проведении данными органами надлежащей оценки высказываний. Анализ дошедших до нас заключений демонстрирует, что комиссия не изучает содержание материалов на предмет наличия в них «признаков экстремизма», считая «экстремизмом» любые проявления критики государства и оппозиционной повестки.

• Кроме того, решения комиссий не подлежат обжалованию авторами и распространителями контента — только государственными органами.

Таким образом, существующее регулирование не отвечает устанавливаемым Пактом критериям «законности» (в частности — «правовой определенности»), применяется в рамках процедур, не являющихся эффективным средством правовой защиты, позволяющим гражданам отстоять свои права в случае злоупотребления компетентными органами их широкими полномочиями. Сами высказывания не подвергаются индивидуализированной оценке ни соответствующими комиссиями, ни судами — таким образом, вся система преследования по «антиэкстремистским» механизмам построена на непрозрачном регулировании, реализуемом механизмами, которые не воспринимают применяемые ими меры как вмешательство в права человека и, как следствие, не проводят необходимую оценку на предмет необходимости и пропорциональности каждого отдельного ограничения свободы выражения мнений, что формирует системную практику массового нарушения обязательств Беларуси по статье 19 Пакта.