Чем бы стоило заняться руководству беларусской адвокатуры вместо возложения цветов к очередному памятнику
Опубликовано 30 июля 2024 года
Если изучить аккаунты в соцсетях, связанные с беларусской адвокатурой (а аккаунты есть не только у БРКА, но и у территориальные коллегии, и у такого странного образования, как Совет молодых адвокатов), может сложиться впечатление, что вся правовая система настолько устойчива и стабильна, гарантии адвокатской деятельности настолько нерушимы, что органам самоуправления адвокатуры и заняться в общем-то нечем, кроме как участвовать в церемониалах по праздничным датам или организовывать правовое просвещение школьников и курсантов.
Конечно же, человек, хоть немного знакомый с беларусскими реалиями последних четырех лет, понимает, что это не так; тому, кто более глубоко погружен в контекст адвокатуры, очевидно, что этот институт разрушен (об этом значительная часть публикаций нашего проекта, а также несколько аналитических докладов международных экспертов); адвокаты продолжают работать, но фактически предоставлены самим себе, их никто и ничто не защищает. В то же время, структура адвокатуры сохраняется: органы (само)управления избираются, взносы на их содержание уплачиваются, отчетные собрания проводятся.
Устраивает ли такое положение вещей нынешних руководителей адвокатуры? Несмотря на то, что текущее состояние является результатом в том числе их деятельности, можно предположить, что и они уже осознают: чем дольше это будет продолжаться, тем менее востребованы будут становиться адвокаты, включая их самих. Поэтому самое время задуматься над тем, как из этой ситуации «выруливать».
Разумеется, есть множество адвокатских проблем, которые требуют «неотложной помощи», некоторые – уже очень давно. Мы попробовали выделить те, которые представляются наиболее важными, и при этом имеют хоть какие-то пути решения даже в нынешних условиях. Итак, вот чем бы могла заниматься беларусская адвокатура если не вместо, то в перерывах между возложением цветов.
Устраивает ли такое положение вещей нынешних руководителей адвокатуры? Несмотря на то, что текущее состояние является результатом в том числе их деятельности, можно предположить, что и они уже осознают: чем дольше это будет продолжаться, тем менее востребованы будут становиться адвокаты, включая их самих. Поэтому самое время задуматься над тем, как из этой ситуации «выруливать».
Разумеется, есть множество адвокатских проблем, которые требуют «неотложной помощи», некоторые – уже очень давно. Мы попробовали выделить те, которые представляются наиболее важными, и при этом имеют хоть какие-то пути решения даже в нынешних условиях. Итак, вот чем бы могла заниматься беларусская адвокатура если не вместо, то в перерывах между возложением цветов.
Безопасность адвокатов
Когда в сентябре 2020 года задержали Людмилу Казак, и она сутки провела на Окрестина (на следующий день после задержания суд назначил ей административный штраф), это было экстроординарным событием. Об этом сразу же сообщили все СМИ, во время судебного заседания зал был заполнен адвокатами, пришедшими на процесс в знак поддержки. Говорят, даже тогдашний председатель БРКА Виктор Чайчиц лично пытался договориться о том, чтобы адвокатов допустили в ИВС до начала суда (их действительно в конце концов пустили).
В один из дней марта 2024 года, по разным данным, было задержано около десяти адвокатов в рамках некоего уголовного дела. Некоторых отпустили сразу после допроса, некоторых – через десять суток, некоторых, возможно, нет. Публичная информация об этом практически отсутствует, невозможно даже определить, о каких адвокатах идет речь. Это самый массовый случай, а одиночные задержания сейчас вообще могут проходить незамеченными; иногда случайно выясняется, что адвокат уже несколько месяцев находится под стражей по уголовному делу.
За три с половиной года задержание адвоката перестало быть чем-то из ряда вон выходящим. Это в принципе соответствует общим тенденциям в стране (задержания представителей других профессий тоже теперь «норма»). Но изменилось отношение к этому органов адвокатуры. Если раньше все-таки находилось место попыткам помочь задержанному адвокату, хотя бы и неформально, то теперь адвокатура полностью отстраняется от адвокатов, попавших под прицел силовых органов. Такие адвокаты после своего задержания получают от руководства коллегии только уведомление о возбуждении в отношении них дисциплинарного производства.
Почему этот вопрос должен волновать БРКА и территориальные коллегии? Кроме того, что они в силу своего положения и норм закона обязаны защищать адвокатов, есть важное обстоятельство. Абсолютно очевидно, что адвокатов задерживают именно за выполнение профессиональных обязанностей (точнее, чтобы отстранить от их выполнения). Это видно по конкретным кейсам. Взять хотя бы задержание 20 марта 2023 года: никто же не будет называть совпадением то, что одновременно задержали адвокатов наиболее известных политических заключенных, которым за месяц до этого оборвали связь с внешним миром (и не восстановили до сих пор).
В один из дней марта 2024 года, по разным данным, было задержано около десяти адвокатов в рамках некоего уголовного дела. Некоторых отпустили сразу после допроса, некоторых – через десять суток, некоторых, возможно, нет. Публичная информация об этом практически отсутствует, невозможно даже определить, о каких адвокатах идет речь. Это самый массовый случай, а одиночные задержания сейчас вообще могут проходить незамеченными; иногда случайно выясняется, что адвокат уже несколько месяцев находится под стражей по уголовному делу.
За три с половиной года задержание адвоката перестало быть чем-то из ряда вон выходящим. Это в принципе соответствует общим тенденциям в стране (задержания представителей других профессий тоже теперь «норма»). Но изменилось отношение к этому органов адвокатуры. Если раньше все-таки находилось место попыткам помочь задержанному адвокату, хотя бы и неформально, то теперь адвокатура полностью отстраняется от адвокатов, попавших под прицел силовых органов. Такие адвокаты после своего задержания получают от руководства коллегии только уведомление о возбуждении в отношении них дисциплинарного производства.
Почему этот вопрос должен волновать БРКА и территориальные коллегии? Кроме того, что они в силу своего положения и норм закона обязаны защищать адвокатов, есть важное обстоятельство. Абсолютно очевидно, что адвокатов задерживают именно за выполнение профессиональных обязанностей (точнее, чтобы отстранить от их выполнения). Это видно по конкретным кейсам. Взять хотя бы задержание 20 марта 2023 года: никто же не будет называть совпадением то, что одновременно задержали адвокатов наиболее известных политических заключенных, которым за месяц до этого оборвали связь с внешним миром (и не восстановили до сих пор).
Под прицелом каждый
Дело еще и в том, что «врагами государства» сейчас могут быть не только бывшие кандидаты в президенты, но и просто люди, ситуативно участвовавшие в общественно-политической жизни. А значит, подвергнуться задержанию может не пять-десять адвокатов, которые «полезли в политику», а значительно большее их число. И в условиях, когда силовики действуют абсолютно безнаказанно (то есть у них нет никаких причин останавливать эту практику), а защищать никто не собирается, слишком многие адвокаты чувствуют себя в постоянной опасности. А когда у человека не удовлетворена такая базовая потребность как безопасность, то он в принципе не будет эффективно работать.
И это становится проблемой не только «политических» клиентов, а вообще всех, включая должностных лиц государственных органов, которые сейчас безразлично смотрят на происходящее. Потому что адвокаты так или иначе нужны многим. Конечно, не всех тех, кто сегодня принимает решения в государственном аппарате, посадят за коррупционные преступления. Но разделить совместное имущество, оформить наследство, продать долю в бизнесе точно понадобится если не им, то их родственникам и друзьям. К кому они будут обращаться в таком случае?
Поэтому для сохранения работоспособной адвокатуры нужно вернуть хотя бы основаполагающие гарантии, в частности, не подвергаться преследованию в связи со своей профессиональной деятельностью.
И это становится проблемой не только «политических» клиентов, а вообще всех, включая должностных лиц государственных органов, которые сейчас безразлично смотрят на происходящее. Потому что адвокаты так или иначе нужны многим. Конечно, не всех тех, кто сегодня принимает решения в государственном аппарате, посадят за коррупционные преступления. Но разделить совместное имущество, оформить наследство, продать долю в бизнесе точно понадобится если не им, то их родственникам и друзьям. К кому они будут обращаться в таком случае?
Поэтому для сохранения работоспособной адвокатуры нужно вернуть хотя бы основаполагающие гарантии, в частности, не подвергаться преследованию в связи со своей профессиональной деятельностью.
Что можно сделать
Вариантов как это сделать может быть много.
Вопрос гарантий для адвокатов может быть решен законодательно. Ограничить возможности задержания и обыска (ввести специальную процедуру с необходимостью получать санкцию и c обязательным присутствием представителя адвокатуры). Если это кажется нереальным, то можно вспомнить, что такая процедура уже была поддержана в 2018 году Конституционным судом (хотя тот сразу же после критики со стороны А.Лукашенко поменял свое мнение). Но есть и положительные примеры изменения законодательства в пользу адвокатов и под их влиянием. Например, после многих лет споров со следственными органами, когда адвокаты ссылались исключительно на Конституцию, в Уголовно-процессуальный кодекс все же были внесены изменения, предусматривающие право свидетеля пользоваться помощью адвоката. Или в 2018 году Конституционный суд на основании обращения БРКА принял решение «О праве на судебную защиту заинтересованных лиц в приказном производстве», и соответствующие изменения были внесены в законодательство. Поэтому все это вполне реально, но надо начать хотя бы формулировать проблему.
Формулирование проблемы – это, кстати, достаточно важное средство, к которому адвокатура практически не прибегает. Ситуация с безопасностью адвокатов замалчивается в публичном пространстве, хотя про нее всем известно; но лучше от этого не становится. Стратегия «чем тише, тем лучше», как видно, не работает. В таком случае, надо наоборот эту проблему артикулировать. Можно вспомнить пример Казахстанской адвокатуры, которая в ходе громкого недавнего процесса выступила с заявлением о том, что адвокат не должен подвергаться нападкам за свою профессиональную деятельность даже в случае, когда его подзащитный – малоприятная личность. Беларусской адвокатуре также следовало бы подумать о том, чтобы вместо агитации против «экстремизма» начать понемногу продвигать в публичном пространстве принцип неотождествления адвоката с клиентом.
Вопрос гарантий для адвокатов может быть решен законодательно. Ограничить возможности задержания и обыска (ввести специальную процедуру с необходимостью получать санкцию и c обязательным присутствием представителя адвокатуры). Если это кажется нереальным, то можно вспомнить, что такая процедура уже была поддержана в 2018 году Конституционным судом (хотя тот сразу же после критики со стороны А.Лукашенко поменял свое мнение). Но есть и положительные примеры изменения законодательства в пользу адвокатов и под их влиянием. Например, после многих лет споров со следственными органами, когда адвокаты ссылались исключительно на Конституцию, в Уголовно-процессуальный кодекс все же были внесены изменения, предусматривающие право свидетеля пользоваться помощью адвоката. Или в 2018 году Конституционный суд на основании обращения БРКА принял решение «О праве на судебную защиту заинтересованных лиц в приказном производстве», и соответствующие изменения были внесены в законодательство. Поэтому все это вполне реально, но надо начать хотя бы формулировать проблему.
Формулирование проблемы – это, кстати, достаточно важное средство, к которому адвокатура практически не прибегает. Ситуация с безопасностью адвокатов замалчивается в публичном пространстве, хотя про нее всем известно; но лучше от этого не становится. Стратегия «чем тише, тем лучше», как видно, не работает. В таком случае, надо наоборот эту проблему артикулировать. Можно вспомнить пример Казахстанской адвокатуры, которая в ходе громкого недавнего процесса выступила с заявлением о том, что адвокат не должен подвергаться нападкам за свою профессиональную деятельность даже в случае, когда его подзащитный – малоприятная личность. Беларусской адвокатуре также следовало бы подумать о том, чтобы вместо агитации против «экстремизма» начать понемногу продвигать в публичном пространстве принцип неотождествления адвоката с клиентом.
Доступ к подзащитным
Проблемы с доступом адвокатов к подзащитным, находящимся в заключении, возникали в разных проявлениях задолго до 2020 года. Достаточно вспомнить очереди в СИЗО КГБ, которые родственники заключенных занимали для адвокатов с раннего утра (а в некоторые периоды возле здания КГБ организовывалось круглосуточное дежурство). Или произвольные отказы в допуске к колонию к политическим заключенным – якобы по причине того, что осужденный не написал заявление. То есть право на общение с клиентом, лишенным свободы, всегда было подвержено разным неправомерным ограничениям.
Начиная с 2020 это воплотилось в двух новых, но уже системных нарушениях. Во-первых, препятствия в посещении административно задержанных. Во-вторых, осложнение доступа к клиентам, содержащимся в колониях.
После объявления эпидемии COVID-19 весной 2020 года практически все места изоляции осужденных (от ИВС и ЦИП до исправительных колоний) ввели карантинный режим. Затем, в течение 2020 года, карантинные ограничения постепенно снимались. Однако в ИВС и ЦИП к административно задержанным не допускают до сих пор – уже более четырех лет.
Возможно, когда вводились эти ограничения, должностные лица системы МВД и в самом деле руководствовались мотивом охраны здоровья (хотя ограничение общения с адвокатом даже по такому мотиву является неправомерным). Но пандемия давно уже прошла, а доступ к административно задержанным не восстановлен. И сегодня это уж точно ничем не обосновано.
Кажется, сейчас вполне подходящее время, чтобы БРКА взялась за этот вопрос. Ведь на ее стороне были бы и факты (пандемии больше нет), и законодательство (право общаться с защитником в административном процессе никто не отменял, да и ограничения на свидания также законодательно не вводились). Но почему-то в этом вопросе никакой активности со стороны адвокатуры не наблюдается.
Вторая проблема – доступ в колонии. В данном случае ситуация не такая однородная: доступ перекрыт не для всех и не в одинаковой степени. Есть заключенные, которые содержатся инкоммуникадо; есть те, к кому доступ периодически перекрывают, но прорваться все-таки можно; есть те (их, наверное, большинство), к кому адвокаты попадают без серьезных препятствий. К этому добавляются различные препятствия в общении, которые вводятся администрациями: отсутствие конфиденциальности (старая проблема, но кажется, именно теперь ставшая повсеместной), обыски адвокатов, запрет проносить документы и так далее.
Сейчас всему этому подвержены в основном политические заключенные и их адвокаты. Но будет заблуждением считать, что данная ситуация никак не отразится на других осужденных. Просто сейчас все перечисленные способы ограничений отрабатываются на «политических», а впоследствии они будут применяться и ко всем остальным. И если сегодня прокуратура и ДИН никак не реагируют на такие нарушения, как бы выведя «политических» из сферы своего контроля, то на каком основании они будут реагировать на те же нарушения завтра, пусть бы в отношении других людей?
Каким образом может повлиять на эту ситуацию адвокатура? Например, путем все тех же изменений в законодательство.
Ошибочно считать, что все репрессивные практики имеют исключительно произвольный характер. Во многих случаях они основаны на специфических нормах законодательства. В частности, один из наиболее частых мотивов отказа в свидании – отсутствие заявления осужденного, что основано на конкретной норме части 6 статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса: «Для получения юридической помощи осужденным по их заявлению предоставляются свидания с адвокатами или иными лицами, имеющими право на оказание юридической помощи». Неоднократно отмечалось, что эту норму нельзя трактовать как требование обязательного письменного заявления. И что если такого заявления нет, то у осужденного его можно получить непосредственно в тот момент, когда адвокат приехал в колонию, а лучше вызвать его прямо к адвокату и спросить на месте, желает ли он встретиться с ним. Конечно, колонии так норму части 6 статьи 83 УИК не толкуют и нет оснований полагать, что они вдруг изменят свою практику исходя из приоритета прав осужденного. Но если инициировать изменение формулировки УИК, это может привести к улучшению положения осужденных.
А если законодательные изменения кажутся слишком трудоемким процессом, то ведь можно поменять ведомственные акты – правила внутреннего распорядка в первую очередь. В конце концов, темами круглых столов с представителями МВД может быть не только «геноцид беларусского народа» и борьба с «эстремизмом».
Начиная с 2020 это воплотилось в двух новых, но уже системных нарушениях. Во-первых, препятствия в посещении административно задержанных. Во-вторых, осложнение доступа к клиентам, содержащимся в колониях.
После объявления эпидемии COVID-19 весной 2020 года практически все места изоляции осужденных (от ИВС и ЦИП до исправительных колоний) ввели карантинный режим. Затем, в течение 2020 года, карантинные ограничения постепенно снимались. Однако в ИВС и ЦИП к административно задержанным не допускают до сих пор – уже более четырех лет.
Возможно, когда вводились эти ограничения, должностные лица системы МВД и в самом деле руководствовались мотивом охраны здоровья (хотя ограничение общения с адвокатом даже по такому мотиву является неправомерным). Но пандемия давно уже прошла, а доступ к административно задержанным не восстановлен. И сегодня это уж точно ничем не обосновано.
Кажется, сейчас вполне подходящее время, чтобы БРКА взялась за этот вопрос. Ведь на ее стороне были бы и факты (пандемии больше нет), и законодательство (право общаться с защитником в административном процессе никто не отменял, да и ограничения на свидания также законодательно не вводились). Но почему-то в этом вопросе никакой активности со стороны адвокатуры не наблюдается.
Вторая проблема – доступ в колонии. В данном случае ситуация не такая однородная: доступ перекрыт не для всех и не в одинаковой степени. Есть заключенные, которые содержатся инкоммуникадо; есть те, к кому доступ периодически перекрывают, но прорваться все-таки можно; есть те (их, наверное, большинство), к кому адвокаты попадают без серьезных препятствий. К этому добавляются различные препятствия в общении, которые вводятся администрациями: отсутствие конфиденциальности (старая проблема, но кажется, именно теперь ставшая повсеместной), обыски адвокатов, запрет проносить документы и так далее.
Сейчас всему этому подвержены в основном политические заключенные и их адвокаты. Но будет заблуждением считать, что данная ситуация никак не отразится на других осужденных. Просто сейчас все перечисленные способы ограничений отрабатываются на «политических», а впоследствии они будут применяться и ко всем остальным. И если сегодня прокуратура и ДИН никак не реагируют на такие нарушения, как бы выведя «политических» из сферы своего контроля, то на каком основании они будут реагировать на те же нарушения завтра, пусть бы в отношении других людей?
Каким образом может повлиять на эту ситуацию адвокатура? Например, путем все тех же изменений в законодательство.
Ошибочно считать, что все репрессивные практики имеют исключительно произвольный характер. Во многих случаях они основаны на специфических нормах законодательства. В частности, один из наиболее частых мотивов отказа в свидании – отсутствие заявления осужденного, что основано на конкретной норме части 6 статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса: «Для получения юридической помощи осужденным по их заявлению предоставляются свидания с адвокатами или иными лицами, имеющими право на оказание юридической помощи». Неоднократно отмечалось, что эту норму нельзя трактовать как требование обязательного письменного заявления. И что если такого заявления нет, то у осужденного его можно получить непосредственно в тот момент, когда адвокат приехал в колонию, а лучше вызвать его прямо к адвокату и спросить на месте, желает ли он встретиться с ним. Конечно, колонии так норму части 6 статьи 83 УИК не толкуют и нет оснований полагать, что они вдруг изменят свою практику исходя из приоритета прав осужденного. Но если инициировать изменение формулировки УИК, это может привести к улучшению положения осужденных.
А если законодательные изменения кажутся слишком трудоемким процессом, то ведь можно поменять ведомственные акты – правила внутреннего распорядка в первую очередь. В конце концов, темами круглых столов с представителями МВД может быть не только «геноцид беларусского народа» и борьба с «эстремизмом».
Финансовые вопросы
Актуальным для адвокатов являются и вопросы экономического характера.
С одной стороны, ежегодно увеличиваются суммы взносов, которые адвокаты обязаны уплачивать в коллегию. Можно предположить, что эти суммы в основном оправданы: за счет уменьшения количества адвокатов доля каждого в расходах на аренду и содержание помещений юридических консультаций не может не увеличиваться. То есть рост финансовой нагрузки на адвокатов скорее всего имеет объективные причины. Но это не отменяет то, что для многих адвокатов такая нагрузка является чрезмерной – ввиду снижения обращаемости и уменьшения платежеспособности клиентов. Кроме того, часть уплачиваемых сумм идет на содержание органов адвокатуры – а эти органы не демонстрируют никакой эффективности в своей работе. Ни вышеперечисленные проблемы, ни множество других уже длительное время не решаются, защита адвокатов явно не находится в приоритете руководства коллегий – возникает вопрос: за что в таком случае платить? Вряд ли у обычного адвоката есть большое желание спонсировать поездку делегации БРКА на очередную конференцию регионов Беларуси и России (помимо того, что для некоторых это этически неприемлемо).
С одной стороны, ежегодно увеличиваются суммы взносов, которые адвокаты обязаны уплачивать в коллегию. Можно предположить, что эти суммы в основном оправданы: за счет уменьшения количества адвокатов доля каждого в расходах на аренду и содержание помещений юридических консультаций не может не увеличиваться. То есть рост финансовой нагрузки на адвокатов скорее всего имеет объективные причины. Но это не отменяет то, что для многих адвокатов такая нагрузка является чрезмерной – ввиду снижения обращаемости и уменьшения платежеспособности клиентов. Кроме того, часть уплачиваемых сумм идет на содержание органов адвокатуры – а эти органы не демонстрируют никакой эффективности в своей работе. Ни вышеперечисленные проблемы, ни множество других уже длительное время не решаются, защита адвокатов явно не находится в приоритете руководства коллегий – возникает вопрос: за что в таком случае платить? Вряд ли у обычного адвоката есть большое желание спонсировать поездку делегации БРКА на очередную конференцию регионов Беларуси и России (помимо того, что для некоторых это этически неприемлемо).
С другой стороны, ситуация с гарантированной государством юридической помощью выглядит плачевно и принципиально не меняется годами. Эффективной современной системы в этой сфере не создано. Действуют фактически два механизма: по гражданским делам – оказание юридической помощи за счет средств коллегий, то есть за счет средств самих адвокатов; по уголовным делам – работа адвоката оплачивается из бюджета, но ежедневное вознаграждение не выходит за пределы 10 долларов. К этому добавляются абсурдные ограничения: если выполняется несколько поручений по разным делам в один день, то оплачивается только одно из них. Надбавок в зависимости от категории дел тоже не предусмотрено. В итоге привлекательность участия в уголовных делах за счет средств бюджета стремится к нулю; даже для начинающих адвокатов без своей клиентуры это воспринимается скорее как бремя, нежели как возможность хоть что-то заработать (этому посвящено наше исследование).
При таком положении вещей органам адвокатуры можно было бы предпринимать попытки изменения существующих механизмов предоставления «бесплатной» правовой помощи. Если не путем принятия специального закона и соответствующих реформ во всей системе (как это уже давно сделали многие государства региона), то для начала хотя бы за счет изменения порядка оплаты работы по уголовным делам за счет средств бюджета: повысить ставки, предусмотреть тарификацию в зависимости от категории дел, времени оказания помощи, разрешить выполнять больше одного поручения в день на платной основе. Это вполне разрешаемая задача: достаточно вспомнить, что больше десяти лет назад адвокату вообще не оплачивалась работа по назначению, если в тот же день он выполнял оплачиваемую работу по договору; но это правило все-таки отменили, значит, и другие изменения возможны. Это бы отчасти решило и первую проблему – во-первых, улучшило бы финансовое положение адвокатов, во-вторых, стало бы понятно, на что направлены постоянно увеличивающиеся взносы в коллегии.
При таком положении вещей органам адвокатуры можно было бы предпринимать попытки изменения существующих механизмов предоставления «бесплатной» правовой помощи. Если не путем принятия специального закона и соответствующих реформ во всей системе (как это уже давно сделали многие государства региона), то для начала хотя бы за счет изменения порядка оплаты работы по уголовным делам за счет средств бюджета: повысить ставки, предусмотреть тарификацию в зависимости от категории дел, времени оказания помощи, разрешить выполнять больше одного поручения в день на платной основе. Это вполне разрешаемая задача: достаточно вспомнить, что больше десяти лет назад адвокату вообще не оплачивалась работа по назначению, если в тот же день он выполнял оплачиваемую работу по договору; но это правило все-таки отменили, значит, и другие изменения возможны. Это бы отчасти решило и первую проблему – во-первых, улучшило бы финансовое положение адвокатов, во-вторых, стало бы понятно, на что направлены постоянно увеличивающиеся взносы в коллегии.
Престиж профессии
Кажется, есть одна очень явная проблема адвокатуры, о которой ее руководство все же говорит открыто. Это сокращение количества адвокатов, наблюдаемое последние годы. Точнее, не столько само сокращение – сожаления о (недобровольно) покинувших адвокатуру никто особо не высказывает, – сколько отсутствие соразмерного прироста и нехватка адвокатов на местах.
Очевидно, что проблема с личной безопасностью, о которой говорилось выше, играет в этом значительную роль. Но не только она. Профессия сама по себе уже не вызывает большого уважения ни среди граждан, ни среди других акторов, с которыми адвокаты сталкиваются в профессиональной деятельности.
Некоторое пренебрежение к адвокатам со стороны государственных органов наблюдалось всегда, но все же раньше оно не было таким явным. Теперь же адвоката могут не пустить куда угодно, кто угодно может отказаться предоставлять ему информацию, и ни один контролирующий орган не станет на это реагировать, а за слишком активное отстаивание своих прав адвокат может столкнуться с давлением как со стороны своей же коллегии, так и со стороны Минюста (и хорошо, если при этом его не задержат). То есть потенциальным кандидатам в адвокаты предлагается приобрести довольно бесправный статус, за который можно еще и пострадать.
К этому добавляется и то, что адвокатура как институт не вызывает достаточного доверия у граждан. Раньше бытовало (ошибочное) мнение, что «государственные» адвокаты – это те, кто участвует в уголовных делах по назначению. Теперь при поиске адвоката для заключения договора граждане все чаще высказывают опасения, не будет ли и он сотрудничать с государством. Такое отношение, с одной стороны, вызвано репрессиями адвокатов, в которых руководство адвокатуры играло значительную роль, а с другой – тем, как адвокатура позиционирует себя публично.
Например, со стороны адвокатуры не только не прозвучало публичных возражений против ужесточения ответственности и введения смертной казни за некоторые преступления в декабре 2022 года (а в Совете Республики – законодательном органе – тогда заседало два адвоката), но и даже высказывалась поддержка таким тенденциям (пример адвоката Лаптева).
Очевидно, что проблема с личной безопасностью, о которой говорилось выше, играет в этом значительную роль. Но не только она. Профессия сама по себе уже не вызывает большого уважения ни среди граждан, ни среди других акторов, с которыми адвокаты сталкиваются в профессиональной деятельности.
Некоторое пренебрежение к адвокатам со стороны государственных органов наблюдалось всегда, но все же раньше оно не было таким явным. Теперь же адвоката могут не пустить куда угодно, кто угодно может отказаться предоставлять ему информацию, и ни один контролирующий орган не станет на это реагировать, а за слишком активное отстаивание своих прав адвокат может столкнуться с давлением как со стороны своей же коллегии, так и со стороны Минюста (и хорошо, если при этом его не задержат). То есть потенциальным кандидатам в адвокаты предлагается приобрести довольно бесправный статус, за который можно еще и пострадать.
К этому добавляется и то, что адвокатура как институт не вызывает достаточного доверия у граждан. Раньше бытовало (ошибочное) мнение, что «государственные» адвокаты – это те, кто участвует в уголовных делах по назначению. Теперь при поиске адвоката для заключения договора граждане все чаще высказывают опасения, не будет ли и он сотрудничать с государством. Такое отношение, с одной стороны, вызвано репрессиями адвокатов, в которых руководство адвокатуры играло значительную роль, а с другой – тем, как адвокатура позиционирует себя публично.
Например, со стороны адвокатуры не только не прозвучало публичных возражений против ужесточения ответственности и введения смертной казни за некоторые преступления в декабре 2022 года (а в Совете Республики – законодательном органе – тогда заседало два адвоката), но и даже высказывалась поддержка таким тенденциям (пример адвоката Лаптева).
Такая позиция – особенно с учетом контекста, в котором эти нововведения будут применяться, – вряд ли увеличивает у потенциального клиента желание воспользоваться помощью адвоката. А коллективные фотографии под гипсовым бюстом Сталина или возложение цветов летчику Окрестину, чье имя у подавляющего большинства беларусов вызывает ассоциации только с печально известным переулком в Минске, – это тоже не лучшая реклама независимого правового института, призванного защищать граждан в том числе и от произвола государства.
Так что юрист, желающий стать адвокатом, должен понимать, что ему будут вдобавок навязывать роль воспроизводителя государственных нарративов, и это, в том числе, будет формировать отношение к нему клиентов.
Так что юрист, желающий стать адвокатом, должен понимать, что ему будут вдобавок навязывать роль воспроизводителя государственных нарративов, и это, в том числе, будет формировать отношение к нему клиентов.
В итоге профессия адвоката не выглядит настолько привлекательно, чтобы ожидать большого желания присоединиться к ней как у практикующих юристов, так и выпускников юрфака.
Как изменить эту ситуацию? Адвокатуре надо выходить из режима агитбригады и начинать доносить свою собственную повестку. Говорить о своих проблемах, о нарушениях и ограничениях, которым подвергаются адвокаты, и требовать восстановления и соблюдения хотя бы тех прав, которые гарантированы действующим законодательством.
Как изменить эту ситуацию? Адвокатуре надо выходить из режима агитбригады и начинать доносить свою собственную повестку. Говорить о своих проблемах, о нарушениях и ограничениях, которым подвергаются адвокаты, и требовать восстановления и соблюдения хотя бы тех прав, которые гарантированы действующим законодательством.
