Аналитика и интервью / Статья
Как было устроено правосудие в нацистской Германии: краткие выдержки из исследования
Опубликовано 13 июля 2021 года
Свободный перевод монографии 1993 года из журнала California Western International Law Journal, сделанный Михаилом Боднарчуком
Недавно Михаил Боднарчук, бывший защитник Катерины Борисевич и Владислава Соколовского, 30 апреля 2021 года исключенный из коллегии адвокатов опубликовал у себя на странице в социальной сети Facebook свой перевод одной из монографий, в которой исследовалось устройство правосудия и адвокатуры в нацисткой Германии. Статья за авторством Мэттью Липпмана (Matthew Lippman: Phd. Northwestern; J.D. American; LL.M. Harvard; Associate Professor Department of Criminal Justice) была опубликована в 1993 году в издании California Western International Law Journal. Здесь можно ознакомиться с оригинальным сканом статьи.
Публикуем выдержки из этой статьи в переводе.
В 1928 году нацистская партия учредила дочернюю организацию юристов, первоначально известную как Национал-социалистическая лига немецких юристов (НСЛНЮ), которую возглавил Ганс Франк. В 1931 году членов этой нацистской организации было всего около шестисот (менее одного процента всех немецких юристов). Однако к маю 1933 года все традиционные ассоциации юристов были распущены и включены в НСЛНЮ. Юристы поспешили присоединиться к новой организации, которая к 1934 году насчитывала 80 000 членов и утверждала, что является крупнейшей организацией юристов в мире.
Все юристы, даже те, кто не состоял в партии, впоследствии были обязаны принадлежать к организации нацистских юристов. Адвокаты также были вынуждены принадлежать к Имперской палате адвокатов, которая организовала адвокатов страны в бесчисленное множество связанных ячеек, каждая из которых находилась под контролем лидера. Адвокаты, являвшиеся членами партии, представали перед партийными судами за нарушение дисциплины, в то время как адвокаты, не являвшиеся членами партии, представали перед так называемыми Судами чести. Указ от апреля 1933 года запрещал заниматься юридической практикой лицам неарийского происхождения, а также тем, кто участвовал в коммунистической деятельности. В Пруссии (область, занимавшая где-то 2/3 Германии в то время) в 1933 году было 18 038 юристов и нотариусов (поверенных, которые готовили документы). К 1935 году их ряды сократились до 5424 человек.
Национал-социализм провозгласил, что основная обязанность юриста больше не связана с его клиентом. Интересы клиента должны были учитываться только постольку, поскольку они не противоречили верности Адольфу Гитлеру. Адвокаты, которые не смогли продемонстрировать приверженность принципам национал-социализма, оказывались в тупике. Например, Министерство юстиции распространило меморандум о том, что при защите определенных политических преступников «могут рассматриваться только такие адвокаты, позиция которых вне всяких сомнений доказывает, что они полностью одобряют политические планы государства и идеологические цели движения».
Адвокаты, как и их коллеги-судьи, получали рекомендательные письма, в которых содержались инструкции относительно надлежащего отношения и поведения. Министр юстиции Тирак напоминал адвокатам, что Германия ведет войну со своими врагами как внутри страны, так и за рубежом, и что юристы находятся на передовой этой внутренней войны. Судебный процесс больше не должен был включать в себя конфронтацию между обвинителями и адвокатами. Изменилась роль защитника. Их основная ответственность заключалась в том, чтобы присоединиться к государству в устранении тех, кто представлял угрозу общественному порядку. Адвокаты должны были помочь в процессе определения того, виновен ли подсудимый в правонарушении, в котором они были обвинены. Однако вопрос заключался не только в том, виновен ли подсудимый, но и в том, были ли он или она лояльными и преданными членами Рейха. Тирак предупредил, что «тот, кто не готов принять это, не должен носить мантию немецкого адвоката или занимать место у скамьи защитника».
Нацисты немедленно развернули согласованную кампанию по ограничению независимости и беспристрастности судебной власти. Они быстро уволили и понизили в должности политически неблагонадежных судей и сотрудников Министерства юстиции.
Радикальные устремления фюрера были сформулированы в записке, написанной Куртом Ротенбергером, заместителем министра юстиции: «Нынешний кризис в сфере отправления правосудия близок к кульминации. Должна быть создана совершенно новая концепция отправления правосудия, особенная национал-социалистическая судебная система, и для этого мази аптекаря недостаточно; только нож хирурга, как будет показано в дальнейшем, может привести к решению. Критерием для функций правосудия и особенно судьи в национал-социалистическом рейхе должно быть правосудие, отвечающее требованиям национал-социализма».
Закон о восстановлении профессиональной гражданской службы от 7 апреля 1933 года предусматривал уход в отставку должностных лиц, в том числе судей, неарийского происхождения. Те должностные лица, которые из-за своей предыдущей политической деятельности не обеспечивали гарантии того, что они будут действовать постоянно и безоговорочно в интересах национального государства, также должны были быть уволены с государственной службы.
Только в Пруссии были уволены 643 судьи-еврея. Также было уволено небольшое количество политически прогрессивных членов судебной системы. Среди 122 судей, заседающих в различных коллегиях Верховного суда, только один, Герман Гроссман, был социал-демократом. В апреле 1933 года Гроссмана уволили на том основании, что он был политически ненадежным.
Остальные судьи молчали и оставались безразличными, пока их коллеги были уволены. Весной 1933 года Национальная государственная федерация судей Германии согласилась принять участие в организации национал-социалистических юристов и признала лидерство канцлера Адольфа Гитлера. Федерация судей Германии провозгласила, что ее «главной задачей» является «сотрудничество всех судей в пересмотре немецкого законодательства ... без всяких оков ... судьи должны оставаться вне досягаемости духа профсоюзного движения и узкого профессионализма». В публикации от лица Федерации судья Верховного суда Эрих Шульце поддержал идею о том, что должны быть наложены суровые наказания на тех арийцев, которые предали Германию, родив детей от представителей низших рас. Наиболее яркая демонстрация поддержки Гитлера среди юристов произошла в Лейпциге в октябре 1933 года. Десять тысяч юристов собрались перед зданием Верховного суда и поклялись, подняв правую руку в нацистском приветствии, «душой немецкого народа», что они будут «стремиться, как немецкие юристы, до конца своих дней следовать курсом своего фюрера».
Чистка еврейских и политически прогрессивных судей не обеспечила полного подчинения судебной власти нацистской партии. Некоторые продолжали придерживаться концепции судебной независимости.
Например, осенью 1940 года было объявлено, что жителям местного города будет выдан специальный кофейный паек. Местные евреи зарегистрировались для раздачи, но позже было объявлено, что они не имеют права получать кофе. Затем пятьсот евреев были оштрафованы за нарушение правил питания. Местный судья постановил, что срок давности истек, и пришел к выводу, что евреи были неправильно оштрафованы. Он охарактеризовал штрафы как «несостоятельные», «сфабрикованные» и «непонятные». Министр Тирак подверг критике мнение суда как способствующее "осуждению евреями немецкой административной власти". Он отметил, что судье следовало избегать "нанесения ущерба престижу продовольственного офиса и прямого помещения еврея в правое положение".
В апреле 1942 года Гитлер заявил о своем праве вмешиваться, чтобы исправить судебные решения и отстранить судей, которые «не понимали требований времени»: «Более того, я ожидаю, что немецкие юристы поймут, что нация здесь не для них, а что они здесь для нации, то есть мир, который включает Германию, не должен падать, чтобы формальный закон мог жить, но Германия должна жить независимо от противоречий формального правосудия». Рейхстаг одобрил право Гитлера вмешиваться в судебный процесс и объявил Адольфа Гитлера верховным повелителем закона, а также верховным политическим и военным лидером. В единогласном решении Рейхстага Германии относительно неограниченных полномочий Адольфа Гитлера нацистский парламент признал, что фюрер обладает властью наказывать нарушителей и отстранять их от должности: «Без привязки к существующим правовым нормам, фюрер должен быть в состоянии всеми имеющимися в его распоряжении средствами заставить каждого немца, если необходимо, будь то рядовой солдат или офицер, низший или высший чиновник или судья, руководящий или подчиненный чиновник партии, рабочий или служащий, выполнить свои обязанности. В случае нарушения этих обязанностей фюрер имеет право после добросовестной проверки, независимо от так называемых четко установленных прав, наложить должное наказание и отстранить нарушителя от его должности, звания и должности без использования установленных процедур».
В августе 1942 года Гитлер издал указ, который предоставил новому рейхсминистру юстиции широкие полномочия по приведению отправления правосудия в соответствие с нацистской идеологией: «Сильное отправление правосудия необходимо для выполнения задач Великого германского рейха. Поэтому я поручаю и уполномочиваю имперского министра юстиции учредить национал-социалистическое управление юстиции и принять все необходимые меры в соответствии с приказами рейхсминистра, начальника рейхсканцелярии и лидера партийной канцелярии. Таким образом, он может отклониться от любого существующего закона».
Прокуроры обычно встречались с судьями перед судом, чтобы проинструктировать их относительно ожидаемого решения по делу. В 1942 году председатель Берлинского апелляционного суда написал министру юстиции Шлегельбергеру жалобу на то, что эти встречи подрывают доверие к судебной системе, и предложил проводить их с большей осмотрительностью за день до суда.
Правосудие, как идеал, исчезло из Германии с «устранением» евреев, социалистов и демократов-юристов, которые составляли пятую часть от общего числа, и были группой, на которую в основном были направлены атаки Гитлера. Осталось лишь изуродованное и извращенное чувство справедливости с прославлением власти, ожесточением общественного мнения и бесчеловечностью, которое разделялось отвращением Гитлера к "правовому мышлению".
Таким образом, между судьями, прокурорами и защитниками должно было быть «единство цели». Для адвокатов было обычным делом осуждать своих клиентов в суде и требовать их наказания. Тех, кто представлял своих подсудимых с энтузиазмом или убежденностью, временами лишали права заниматься адвокатской практикой за деятельностью «коммунистического толка». Любой акт, который воспринимался как демонстрация отсутствия лояльности по отношению к Гитлеру, считался нарушением клятвы адвоката и считался основанием для лишения его статуса адвоката.
В одном случае адвокат, проголосовавший «против» на референдуме по аннексии Австрии, был лишен адвокатского статуса Судом чести за нарушение своего долга быть лояльным фюреру.
Другой адвокат был лишен статуса адвоката за то, что продолжал консультироваться с врачом-евреем, который спас его жизнь.
Третий адвокат попытался продемонстрировать прогерманскую позицию чешского подсудимого, прочитав отрывки из речи, написанной подсудимым. Адвокат прервал свое выступление и отметил, что «я почти поверил, что слышу, как говорит мой фюрер». Министр юстиции Тирак критиковал неосмотрительность адвоката: «Упоминать речь одного из чешских подсудимых на одном дыхании с речью фюрера, что бы это ни значило, - возмутительно. Это не может быть оправдано «неловкой ошибкой». Отсутствие инстинкта - черта характера».
Другой адвокат предстал перед Судом чести за то, что предлагал защитить молодого сына друга-католика, арестованного по подозрению в участии в демонстрации против гитлерюгенда. Адвокат получил приказ от местного партийного заместителя отказаться от осуществления этой защиты и был привлечен к ответственности за невыполнение своих обязательств по устранению и противодействию «политическому католицизму». Он был оправдан после того, как убедил трибунал в том, что его целью было завоевать доверие молодого человека, выявить других причастных к делу, а затем предать свои привилегированные отношения с ним и передать имена в гестапо».
Юридический факультет и студенты также подверглись проверке. 7 апреля 1933 года все еврейские и политически прогрессивные преподаватели были исключены с факультетов юридических школ Германии. В результате из 378 ученых, занимающих академические должности, 120 были уволены. Нацистское правительство взяло под свой контроль процесс назначения и заполнило вакантные должности молодыми преподавателями-национал-социалистами. К 1939 году две трети преподавателей немецких юридических школ были назначены в 1933 году или позже. По некоторым специальностям, таким как международное право, было отчислено более половины преподавателей. Американец Джеймс Уилфорд Гарнер в 1933 году писал: «Результатом нацистской чистки было лишение немецких университетов подавляющего большинства профессоров международного права, как «арийцев», так и «неарийцев», чья репутация выходила за пределы Германии. Из тех, кого не беспокоили, лишь немногие известны американским юристам-международникам по репутации. Вакансии, образовавшиеся в результате удаления, были заполнены большей частью (если полностью) людьми без выдающейся репутации и в основном неизвестными за пределами Германии, но чья лояльность к нацизму хотя бы публично подтверждается».
Карл Шмитт, любимец нацистских интеллектуалов-юристов, писал, что «сегодня все немецкое право должно управляться исключительно и только духом национал-социализма. Каждая интерпретация должна быть интерпретацией в соответствии с национал-социализмом».
Фактически, с 1933 года Гестапо было уполномочено содержать людей под стражей без суда и следствия. Их держали под стражей на основании того факта, что их действия считались «угрожающими благополучию и безопасности народа и государства». Оправданные обвиняемые часто арестовывались гестапо сразу после вынесения приговора суда. Гестапо также имело право отдавать распоряжения о временном аресте на срок до десяти дней лиц, которые могли участвовать в подрывной деятельности или которые могли уничтожить доказательства, или которые подозревались в подготовке к побегу. Заключенные под стражу содержались в концлагерях. В этих лагерях задержанные подвергались жестокому обращению и казнились за самые легкие нарушения протокола лагеря. О казненных обычно эвфемистически сообщалось, как о расстрелянных «при попытке к бегству».
Нацистский режим расширил сферу действия уголовного законодательства и ввел санкции за ряд относительно невинных действий. Практически все аспекты жизни регулировались. Обзор бюллетеня законов Рейха за трехлетний период во время нацистского режима показал, что количество национальных законодательных актов, декретов, указов, приказов и публикаций превышает четыре тысячи. Некоторые примеры широкой сферы действия уголовного законодательства включают положение о тюремном заключении на срок до двух лет за заведомо ложные или сильно искаженные заявления, которые могли подорвать благосостояние Рейха, или престиж правительства Рейха, или Национал-социалистической партии.
Тюремное заключение также применялось за высказывания, демонстрирующие «злонамеренное, подстрекательское или низменное отношение к ведущим деятелям» государства или нацистской партии; и за злонамеренные заявления «об изданных ими приказах или созданных ими учреждениях, которые могут подорвать доверие народа к его политическому руководству». Кроме того, намеренное прослушивание иностранных радиостанций каралось каторжными работами. Преднамеренное распространение новостей с иностранных радиостанций, которое могло подорвать оборонительную мощь немецкого народа, также каралось каторжными работами, а в особо тяжелых случаях - смертью.
Юристы не просто механически применяли букву закона. Их поощряли творчески истолковывать правовые кодексы, чтобы добиться осуждения, и, в частности, было дано указание игнорировать предыдущие прецеденты. Судьи были специально уполномочены создавать «закон путем аналогичного применения уголовных законов». Эта методология позволяла юристам осуждать человека за совершение уголовного преступления, несмотря на то, что его поведение не было конкретно запрещено. Статья 2 Уголовного кодекса гласила: «Любое лицо, совершающее действие, которое по закону объявляется наказуемым или заслуживает наказания в соответствии с основной идеей уголовного закона или здравым смыслом людей, подлежит наказанию. Если к деянию нельзя напрямую применить какой-либо конкретный уголовный закон, он подлежит наказанию в соответствии с законом, основополагающий принцип которого может быть наиболее легко применен к деянию». Как отметил нацистский юрист Карл Шмитт: «Сегодня каждый признает, что максима «Нет преступления без наказания» имеет приоритет над максимой «Нет наказания без закона», как высшая и более сильная юридическая истина». Министр юстиции Франц Гуртнер подчеркнул, что Закон больше не был единственным критерием для определения правильного и неправильного: что правильно, можно узнать не только из закона, но и из концепции справедливости, которая лежит в основе закона и, возможно, не нашла совершенного выражения в законе. Законодатель осознает тот факт, что он не может дать исчерпывающих правил, охватывающих все ситуации, которые могут возникнуть в жизни; поэтому он поручает судье заполнить оставшиеся пробелы».
Суды также широко истолковывали запрет на публичные попытки парализовать или подорвать волю Германии или союзной нации к защите. Судебная власть исходила из того, что любое критическое замечание оказывало воздействие на психологическое ослабление воли населения Рейха к ведению войны против союзных держав. Например, голландский пианист Карлроберт Крайтен во время концертного тура в Берлине заметил своему товарищу, который был ярым национал-социалистом, что Гитлер был «жестоким, больным и безумным», и предсказал, что национал-социалистический режим проиграет войну и будет свергнут. Крейтен был привлечен к ответственности и осужден Народным судом. Приговорив его к смертной казни, трибунал объявил, что «всякий, кто действует так, как поступил Крейтен, поступает именно так, как хотели бы наши враги. Он становится их прихвостнем в их нервной войне против стойкости нашего народа». Трибунал рассудил, что замечание Крейтена квалифицируется как публичное, поскольку оно повлияло на «фундаментальную политическую мысль страны».
В других случаях партийные чиновники вмешивались, чтобы сорвать судебное преследование. В 1933 году группа штурмовиков совершила серию жестоких нападений на группу политических заключенных, заключённых в немецкий концлагерь. Охранникам объявили выговор и наложили незначительные дисциплинарные меры. Однако партийным чиновникам удалось убедить Министерство юстиции отказаться от планов привлечения охранников к уголовной ответственности. Было указано, что охранникам не хватало опыта в управлении заключёнными-коммунистами, большинство из которых проявляли непокорное и наглое отношение. Также были выпущены циркуляры, согласно которым не следует возбуждать уголовное дело против немецких гражданских лиц, линчевавших пилотов союзников или совершивших зверства против поляков, евреев и других «нежелательных элементов во время польской кампании».
Публикуем выдержки из этой статьи в переводе.
В 1928 году нацистская партия учредила дочернюю организацию юристов, первоначально известную как Национал-социалистическая лига немецких юристов (НСЛНЮ), которую возглавил Ганс Франк. В 1931 году членов этой нацистской организации было всего около шестисот (менее одного процента всех немецких юристов). Однако к маю 1933 года все традиционные ассоциации юристов были распущены и включены в НСЛНЮ. Юристы поспешили присоединиться к новой организации, которая к 1934 году насчитывала 80 000 членов и утверждала, что является крупнейшей организацией юристов в мире.
Все юристы, даже те, кто не состоял в партии, впоследствии были обязаны принадлежать к организации нацистских юристов. Адвокаты также были вынуждены принадлежать к Имперской палате адвокатов, которая организовала адвокатов страны в бесчисленное множество связанных ячеек, каждая из которых находилась под контролем лидера. Адвокаты, являвшиеся членами партии, представали перед партийными судами за нарушение дисциплины, в то время как адвокаты, не являвшиеся членами партии, представали перед так называемыми Судами чести. Указ от апреля 1933 года запрещал заниматься юридической практикой лицам неарийского происхождения, а также тем, кто участвовал в коммунистической деятельности. В Пруссии (область, занимавшая где-то 2/3 Германии в то время) в 1933 году было 18 038 юристов и нотариусов (поверенных, которые готовили документы). К 1935 году их ряды сократились до 5424 человек.
Национал-социализм провозгласил, что основная обязанность юриста больше не связана с его клиентом. Интересы клиента должны были учитываться только постольку, поскольку они не противоречили верности Адольфу Гитлеру. Адвокаты, которые не смогли продемонстрировать приверженность принципам национал-социализма, оказывались в тупике. Например, Министерство юстиции распространило меморандум о том, что при защите определенных политических преступников «могут рассматриваться только такие адвокаты, позиция которых вне всяких сомнений доказывает, что они полностью одобряют политические планы государства и идеологические цели движения».
Адвокаты, как и их коллеги-судьи, получали рекомендательные письма, в которых содержались инструкции относительно надлежащего отношения и поведения. Министр юстиции Тирак напоминал адвокатам, что Германия ведет войну со своими врагами как внутри страны, так и за рубежом, и что юристы находятся на передовой этой внутренней войны. Судебный процесс больше не должен был включать в себя конфронтацию между обвинителями и адвокатами. Изменилась роль защитника. Их основная ответственность заключалась в том, чтобы присоединиться к государству в устранении тех, кто представлял угрозу общественному порядку. Адвокаты должны были помочь в процессе определения того, виновен ли подсудимый в правонарушении, в котором они были обвинены. Однако вопрос заключался не только в том, виновен ли подсудимый, но и в том, были ли он или она лояльными и преданными членами Рейха. Тирак предупредил, что «тот, кто не готов принять это, не должен носить мантию немецкого адвоката или занимать место у скамьи защитника».
Нацисты немедленно развернули согласованную кампанию по ограничению независимости и беспристрастности судебной власти. Они быстро уволили и понизили в должности политически неблагонадежных судей и сотрудников Министерства юстиции.
Радикальные устремления фюрера были сформулированы в записке, написанной Куртом Ротенбергером, заместителем министра юстиции: «Нынешний кризис в сфере отправления правосудия близок к кульминации. Должна быть создана совершенно новая концепция отправления правосудия, особенная национал-социалистическая судебная система, и для этого мази аптекаря недостаточно; только нож хирурга, как будет показано в дальнейшем, может привести к решению. Критерием для функций правосудия и особенно судьи в национал-социалистическом рейхе должно быть правосудие, отвечающее требованиям национал-социализма».
Закон о восстановлении профессиональной гражданской службы от 7 апреля 1933 года предусматривал уход в отставку должностных лиц, в том числе судей, неарийского происхождения. Те должностные лица, которые из-за своей предыдущей политической деятельности не обеспечивали гарантии того, что они будут действовать постоянно и безоговорочно в интересах национального государства, также должны были быть уволены с государственной службы.
Только в Пруссии были уволены 643 судьи-еврея. Также было уволено небольшое количество политически прогрессивных членов судебной системы. Среди 122 судей, заседающих в различных коллегиях Верховного суда, только один, Герман Гроссман, был социал-демократом. В апреле 1933 года Гроссмана уволили на том основании, что он был политически ненадежным.
Остальные судьи молчали и оставались безразличными, пока их коллеги были уволены. Весной 1933 года Национальная государственная федерация судей Германии согласилась принять участие в организации национал-социалистических юристов и признала лидерство канцлера Адольфа Гитлера. Федерация судей Германии провозгласила, что ее «главной задачей» является «сотрудничество всех судей в пересмотре немецкого законодательства ... без всяких оков ... судьи должны оставаться вне досягаемости духа профсоюзного движения и узкого профессионализма». В публикации от лица Федерации судья Верховного суда Эрих Шульце поддержал идею о том, что должны быть наложены суровые наказания на тех арийцев, которые предали Германию, родив детей от представителей низших рас. Наиболее яркая демонстрация поддержки Гитлера среди юристов произошла в Лейпциге в октябре 1933 года. Десять тысяч юристов собрались перед зданием Верховного суда и поклялись, подняв правую руку в нацистском приветствии, «душой немецкого народа», что они будут «стремиться, как немецкие юристы, до конца своих дней следовать курсом своего фюрера».
Чистка еврейских и политически прогрессивных судей не обеспечила полного подчинения судебной власти нацистской партии. Некоторые продолжали придерживаться концепции судебной независимости.
Например, осенью 1940 года было объявлено, что жителям местного города будет выдан специальный кофейный паек. Местные евреи зарегистрировались для раздачи, но позже было объявлено, что они не имеют права получать кофе. Затем пятьсот евреев были оштрафованы за нарушение правил питания. Местный судья постановил, что срок давности истек, и пришел к выводу, что евреи были неправильно оштрафованы. Он охарактеризовал штрафы как «несостоятельные», «сфабрикованные» и «непонятные». Министр Тирак подверг критике мнение суда как способствующее "осуждению евреями немецкой административной власти". Он отметил, что судье следовало избегать "нанесения ущерба престижу продовольственного офиса и прямого помещения еврея в правое положение".
В апреле 1942 года Гитлер заявил о своем праве вмешиваться, чтобы исправить судебные решения и отстранить судей, которые «не понимали требований времени»: «Более того, я ожидаю, что немецкие юристы поймут, что нация здесь не для них, а что они здесь для нации, то есть мир, который включает Германию, не должен падать, чтобы формальный закон мог жить, но Германия должна жить независимо от противоречий формального правосудия». Рейхстаг одобрил право Гитлера вмешиваться в судебный процесс и объявил Адольфа Гитлера верховным повелителем закона, а также верховным политическим и военным лидером. В единогласном решении Рейхстага Германии относительно неограниченных полномочий Адольфа Гитлера нацистский парламент признал, что фюрер обладает властью наказывать нарушителей и отстранять их от должности: «Без привязки к существующим правовым нормам, фюрер должен быть в состоянии всеми имеющимися в его распоряжении средствами заставить каждого немца, если необходимо, будь то рядовой солдат или офицер, низший или высший чиновник или судья, руководящий или подчиненный чиновник партии, рабочий или служащий, выполнить свои обязанности. В случае нарушения этих обязанностей фюрер имеет право после добросовестной проверки, независимо от так называемых четко установленных прав, наложить должное наказание и отстранить нарушителя от его должности, звания и должности без использования установленных процедур».
В августе 1942 года Гитлер издал указ, который предоставил новому рейхсминистру юстиции широкие полномочия по приведению отправления правосудия в соответствие с нацистской идеологией: «Сильное отправление правосудия необходимо для выполнения задач Великого германского рейха. Поэтому я поручаю и уполномочиваю имперского министра юстиции учредить национал-социалистическое управление юстиции и принять все необходимые меры в соответствии с приказами рейхсминистра, начальника рейхсканцелярии и лидера партийной канцелярии. Таким образом, он может отклониться от любого существующего закона».
Прокуроры обычно встречались с судьями перед судом, чтобы проинструктировать их относительно ожидаемого решения по делу. В 1942 году председатель Берлинского апелляционного суда написал министру юстиции Шлегельбергеру жалобу на то, что эти встречи подрывают доверие к судебной системе, и предложил проводить их с большей осмотрительностью за день до суда.
Правосудие, как идеал, исчезло из Германии с «устранением» евреев, социалистов и демократов-юристов, которые составляли пятую часть от общего числа, и были группой, на которую в основном были направлены атаки Гитлера. Осталось лишь изуродованное и извращенное чувство справедливости с прославлением власти, ожесточением общественного мнения и бесчеловечностью, которое разделялось отвращением Гитлера к "правовому мышлению".
Таким образом, между судьями, прокурорами и защитниками должно было быть «единство цели». Для адвокатов было обычным делом осуждать своих клиентов в суде и требовать их наказания. Тех, кто представлял своих подсудимых с энтузиазмом или убежденностью, временами лишали права заниматься адвокатской практикой за деятельностью «коммунистического толка». Любой акт, который воспринимался как демонстрация отсутствия лояльности по отношению к Гитлеру, считался нарушением клятвы адвоката и считался основанием для лишения его статуса адвоката.
В одном случае адвокат, проголосовавший «против» на референдуме по аннексии Австрии, был лишен адвокатского статуса Судом чести за нарушение своего долга быть лояльным фюреру.
Другой адвокат был лишен статуса адвоката за то, что продолжал консультироваться с врачом-евреем, который спас его жизнь.
Третий адвокат попытался продемонстрировать прогерманскую позицию чешского подсудимого, прочитав отрывки из речи, написанной подсудимым. Адвокат прервал свое выступление и отметил, что «я почти поверил, что слышу, как говорит мой фюрер». Министр юстиции Тирак критиковал неосмотрительность адвоката: «Упоминать речь одного из чешских подсудимых на одном дыхании с речью фюрера, что бы это ни значило, - возмутительно. Это не может быть оправдано «неловкой ошибкой». Отсутствие инстинкта - черта характера».
Другой адвокат предстал перед Судом чести за то, что предлагал защитить молодого сына друга-католика, арестованного по подозрению в участии в демонстрации против гитлерюгенда. Адвокат получил приказ от местного партийного заместителя отказаться от осуществления этой защиты и был привлечен к ответственности за невыполнение своих обязательств по устранению и противодействию «политическому католицизму». Он был оправдан после того, как убедил трибунал в том, что его целью было завоевать доверие молодого человека, выявить других причастных к делу, а затем предать свои привилегированные отношения с ним и передать имена в гестапо».
Юридический факультет и студенты также подверглись проверке. 7 апреля 1933 года все еврейские и политически прогрессивные преподаватели были исключены с факультетов юридических школ Германии. В результате из 378 ученых, занимающих академические должности, 120 были уволены. Нацистское правительство взяло под свой контроль процесс назначения и заполнило вакантные должности молодыми преподавателями-национал-социалистами. К 1939 году две трети преподавателей немецких юридических школ были назначены в 1933 году или позже. По некоторым специальностям, таким как международное право, было отчислено более половины преподавателей. Американец Джеймс Уилфорд Гарнер в 1933 году писал: «Результатом нацистской чистки было лишение немецких университетов подавляющего большинства профессоров международного права, как «арийцев», так и «неарийцев», чья репутация выходила за пределы Германии. Из тех, кого не беспокоили, лишь немногие известны американским юристам-международникам по репутации. Вакансии, образовавшиеся в результате удаления, были заполнены большей частью (если полностью) людьми без выдающейся репутации и в основном неизвестными за пределами Германии, но чья лояльность к нацизму хотя бы публично подтверждается».
Карл Шмитт, любимец нацистских интеллектуалов-юристов, писал, что «сегодня все немецкое право должно управляться исключительно и только духом национал-социализма. Каждая интерпретация должна быть интерпретацией в соответствии с национал-социализмом».
Фактически, с 1933 года Гестапо было уполномочено содержать людей под стражей без суда и следствия. Их держали под стражей на основании того факта, что их действия считались «угрожающими благополучию и безопасности народа и государства». Оправданные обвиняемые часто арестовывались гестапо сразу после вынесения приговора суда. Гестапо также имело право отдавать распоряжения о временном аресте на срок до десяти дней лиц, которые могли участвовать в подрывной деятельности или которые могли уничтожить доказательства, или которые подозревались в подготовке к побегу. Заключенные под стражу содержались в концлагерях. В этих лагерях задержанные подвергались жестокому обращению и казнились за самые легкие нарушения протокола лагеря. О казненных обычно эвфемистически сообщалось, как о расстрелянных «при попытке к бегству».
Нацистский режим расширил сферу действия уголовного законодательства и ввел санкции за ряд относительно невинных действий. Практически все аспекты жизни регулировались. Обзор бюллетеня законов Рейха за трехлетний период во время нацистского режима показал, что количество национальных законодательных актов, декретов, указов, приказов и публикаций превышает четыре тысячи. Некоторые примеры широкой сферы действия уголовного законодательства включают положение о тюремном заключении на срок до двух лет за заведомо ложные или сильно искаженные заявления, которые могли подорвать благосостояние Рейха, или престиж правительства Рейха, или Национал-социалистической партии.
Тюремное заключение также применялось за высказывания, демонстрирующие «злонамеренное, подстрекательское или низменное отношение к ведущим деятелям» государства или нацистской партии; и за злонамеренные заявления «об изданных ими приказах или созданных ими учреждениях, которые могут подорвать доверие народа к его политическому руководству». Кроме того, намеренное прослушивание иностранных радиостанций каралось каторжными работами. Преднамеренное распространение новостей с иностранных радиостанций, которое могло подорвать оборонительную мощь немецкого народа, также каралось каторжными работами, а в особо тяжелых случаях - смертью.
Юристы не просто механически применяли букву закона. Их поощряли творчески истолковывать правовые кодексы, чтобы добиться осуждения, и, в частности, было дано указание игнорировать предыдущие прецеденты. Судьи были специально уполномочены создавать «закон путем аналогичного применения уголовных законов». Эта методология позволяла юристам осуждать человека за совершение уголовного преступления, несмотря на то, что его поведение не было конкретно запрещено. Статья 2 Уголовного кодекса гласила: «Любое лицо, совершающее действие, которое по закону объявляется наказуемым или заслуживает наказания в соответствии с основной идеей уголовного закона или здравым смыслом людей, подлежит наказанию. Если к деянию нельзя напрямую применить какой-либо конкретный уголовный закон, он подлежит наказанию в соответствии с законом, основополагающий принцип которого может быть наиболее легко применен к деянию». Как отметил нацистский юрист Карл Шмитт: «Сегодня каждый признает, что максима «Нет преступления без наказания» имеет приоритет над максимой «Нет наказания без закона», как высшая и более сильная юридическая истина». Министр юстиции Франц Гуртнер подчеркнул, что Закон больше не был единственным критерием для определения правильного и неправильного: что правильно, можно узнать не только из закона, но и из концепции справедливости, которая лежит в основе закона и, возможно, не нашла совершенного выражения в законе. Законодатель осознает тот факт, что он не может дать исчерпывающих правил, охватывающих все ситуации, которые могут возникнуть в жизни; поэтому он поручает судье заполнить оставшиеся пробелы».
Суды также широко истолковывали запрет на публичные попытки парализовать или подорвать волю Германии или союзной нации к защите. Судебная власть исходила из того, что любое критическое замечание оказывало воздействие на психологическое ослабление воли населения Рейха к ведению войны против союзных держав. Например, голландский пианист Карлроберт Крайтен во время концертного тура в Берлине заметил своему товарищу, который был ярым национал-социалистом, что Гитлер был «жестоким, больным и безумным», и предсказал, что национал-социалистический режим проиграет войну и будет свергнут. Крейтен был привлечен к ответственности и осужден Народным судом. Приговорив его к смертной казни, трибунал объявил, что «всякий, кто действует так, как поступил Крейтен, поступает именно так, как хотели бы наши враги. Он становится их прихвостнем в их нервной войне против стойкости нашего народа». Трибунал рассудил, что замечание Крейтена квалифицируется как публичное, поскольку оно повлияло на «фундаментальную политическую мысль страны».
В других случаях партийные чиновники вмешивались, чтобы сорвать судебное преследование. В 1933 году группа штурмовиков совершила серию жестоких нападений на группу политических заключенных, заключённых в немецкий концлагерь. Охранникам объявили выговор и наложили незначительные дисциплинарные меры. Однако партийным чиновникам удалось убедить Министерство юстиции отказаться от планов привлечения охранников к уголовной ответственности. Было указано, что охранникам не хватало опыта в управлении заключёнными-коммунистами, большинство из которых проявляли непокорное и наглое отношение. Также были выпущены циркуляры, согласно которым не следует возбуждать уголовное дело против немецких гражданских лиц, линчевавших пилотов союзников или совершивших зверства против поляков, евреев и других «нежелательных элементов во время польской кампании».
