Обзор постановлений Европейского суда по правам человека, вынесенных по делам, затрагивающим свободу выражения мнений адвокатов
Опубликовано 2 ноября 2021 года
юрист-международник
Несмотря на то, что Беларусь не является участницей Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и не признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека, ее нормы в совокупности со стандартами, развиваемыми в богатой практике ЕСПЧ, представляют собой не столько образцы лучшей практики, недостижимого идеала, сколько ориентир, к которому должно стремиться общество, идентифицирующее себя в качестве демократического. Анализ аргументации постановлений ЕСПЧ позволяет сделать вывод о том, что разрабатываемые стандарты берут свое начало не в территориальных и экономических факторах, но в базовых понятиях правового государства, уважения прав человека.
В одном из своих постановлений Европейский суд по правам человека (далее – ЕСПЧ) отмечает: “Свобода выражения мнений являет собой один из важнейших столпов демократического общества, одно из основных условий для его развития и самореализации каждой личности.” Источник нормативного закрепления рассматриваемой свободы – статья 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенции).
Статья 10 Конвенции
Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.
Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.
Общие положения о независимости саморегулируемых организаций
Так, применительно к вопросу свободы выражения мнения адвокатов, ЕСПЧ неоднократно обращал внимание на особый статус последних, заключающийся в роли посредников между обществом и судами, призванных обеспечивать, чтобы судебная система в выполнении ее основополагающей миссии пользовалась доверием общественности. В своих постановлениях ЕСПЧ справедливо отмечает: “Чтобы представители общественности были уверены в отправлении правосудия, они должны знать, что адвокаты располагают возможностями для эффективного представительства своих клиентов”. Упомянутые выводы представляются применимыми к любому обществу, а берущие начало в них стандарты – релевантными для правового государства и представителей его судебной системы.
Особый статус адвокатов влечет за собой специфику в практическом применении статьи 10 Конвенции. На протяжении десятилетий ЕСПЧ уточнял и развивал критерии, применимые к оцениванию ситуации, в которой свобода выражения мнений адвоката была ограничена государством. Общие требования к подобным вмешательствам по смыслу Конвенции вытекают из текста самой статьи: должно иметь место правовое обоснование вмешательства, преследование одной или нескольких целей, перечисленных в закрытом перечне пункта 2 статьи 10, а также необходимость подобного вмешательства в демократическом обществе. Каждый из упомянутых критериев получил дополнительное развитие в правоприменительной практике с учетом специфического статуса адвокатов; так, к примеру, ЕСПЧ неоднократно отмечал необходимость оценивать выражение мнения адвоката в зависимости от того, в какой обстановке оно было осуществлено, какую цель преследовало, являло ли собой оценочное мнение или суждение о фактах.
Ниже приведены отдельные примеры постановлений ЕСПЧ в различных обстоятельствах, позволяющие проследить, как аргументация адаптируется к конкретному контексту, какие критерии и стандарты остаются при этом неизменными.
Особый статус адвокатов влечет за собой специфику в практическом применении статьи 10 Конвенции. На протяжении десятилетий ЕСПЧ уточнял и развивал критерии, применимые к оцениванию ситуации, в которой свобода выражения мнений адвоката была ограничена государством. Общие требования к подобным вмешательствам по смыслу Конвенции вытекают из текста самой статьи: должно иметь место правовое обоснование вмешательства, преследование одной или нескольких целей, перечисленных в закрытом перечне пункта 2 статьи 10, а также необходимость подобного вмешательства в демократическом обществе. Каждый из упомянутых критериев получил дополнительное развитие в правоприменительной практике с учетом специфического статуса адвокатов; так, к примеру, ЕСПЧ неоднократно отмечал необходимость оценивать выражение мнения адвоката в зависимости от того, в какой обстановке оно было осуществлено, какую цель преследовало, являло ли собой оценочное мнение или суждение о фактах.
Ниже приведены отдельные примеры постановлений ЕСПЧ в различных обстоятельствах, позволяющие проследить, как аргументация адаптируется к конкретному контексту, какие критерии и стандарты остаются при этом неизменными.
1.Дело “Шепфер против Швейцарии” (Schöpfer v. Switzerland: 25405/94)
Ссылка на текст постановления: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-58167
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 20 мая 1998 г.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 20 мая 1998 г.
Фабула дела
Заявитель (г-н Шепфер) – юрист. На момент событий, послуживших предметом рассмотрения ЕСПЧ, он являлся защитником г-на С., помещенного под стражу в ожидании суда по подозрению в совершении ряда краж. Жена подозреваемого сообщила заявителю о том, что двое служащих окружной администрации настоятельно рекомендовали ей поручить защиту ее мужа другому адвокату в случае, если она хочет, чтобы подозреваемого освободили.
Г-н Шепфер провел пресс-конференцию, на которой он заявил, что в управлении в течение многих лет грубо игнорируются как законы кантона, так и права человека в целом. Разговор с прессой он назвал последним возможным средством воздействия. На следующий день местная газета опубликовала статью с цитатами заявителя, среди которых – следующая:
Кроме того, в статье содержались упоминания о деятельности префекта округа и вышеупомянутых служащих, а также утверждение адвоката о том, что его подзащитный был помещен под стражу с нарушением процедуры: в отсутствие письменного ордера на арест.
Государственная прокуратура опубликовала опровержение. В ответ заявитель вновь обратился к прессе и обнародовал пресс-коммюнике с критикой процедуры ареста г-на С. и общей ситуации с правосудием в округе. Ходатайства об освобождении г-на С., как и апелляции в отношении решений об их отклонении, удовлетворены не были. В отношении заявителя было возбуждено дисциплинарное производство, он был оштрафован на 500 швейцарских франков за нарушение профессиональной этики. Федеральный суд, отклоняя жалобу заявителя, отметил: '
Позиции сторон
Заявитель
Ни одна из сторон не подвергла сомнению тот факт, что примененная к заявителю санкция является вмешательством по смыслу статьи 10 Конвенции. Заявитель также согласен с тем, что вмешательство было предусмотрено законом и могло преследовать легитимную цель, а именно – обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия. При этом заявитель утверждал, что его обеспокоенность касалась не только дела, о котором шла речь в рассматриваемом промежутке времени, но общей длящейся ситуации, в связи с которой использование средств правовой защиты оказалось бы безрезультатным. Заявитель признавал, что у него была возможность обратиться в прокуратуру в порядке надзора, однако подобное обращение, по его мнению, было обречено на неблагоприятный исход. Г-н Шепфер полагал, что он как адвокат имеет право использовать публичные средства выражения мнении в ситуации, когда замечания направлены не на один критический случай, но на длительную практику, противоречащую Конвенции. Кроме того, он утверждал, что действовал не только как адвокат, но и как политик.
Государство
Правительство заявило о необходимости проводить различие между заявлениями адвоката в контексте судебного разбирательства и заявлениями, сделанными вне подобного контекста, причем к адвокату в последней ситуации могут быть применимы более строгие стандарты. По мнению правительства, подобные заявления [сделанные вне контекста судебного заседания] могут быть оправданы в исключительных обстоятельствах, при этом лицо должно быть объективным в изложении фактов и умеренным в используемом тоне. Кроме того, правительство обратило внимание на предполагаемую безосновательность критики г-на Шепфера и тот факт, что одна из его жалоб была все же рассмотрена и удовлетворена апелляционным судом – но и она была сформулирована в неприемлемом тоне и касалась предстоящего судебного разбирательства. Наложенный на заявителя штраф в размере 500 швейцарских франков правительство сочло умеренным с учетом существующих вариантов санкций, предусмотренных национальным законодательством для подобных случаев.
Заявитель (г-н Шепфер) – юрист. На момент событий, послуживших предметом рассмотрения ЕСПЧ, он являлся защитником г-на С., помещенного под стражу в ожидании суда по подозрению в совершении ряда краж. Жена подозреваемого сообщила заявителю о том, что двое служащих окружной администрации настоятельно рекомендовали ей поручить защиту ее мужа другому адвокату в случае, если она хочет, чтобы подозреваемого освободили.
Г-н Шепфер провел пресс-конференцию, на которой он заявил, что в управлении в течение многих лет грубо игнорируются как законы кантона, так и права человека в целом. Разговор с прессой он назвал последним возможным средством воздействия. На следующий день местная газета опубликовала статью с цитатами заявителя, среди которых – следующая:
“Я больше не позволю этим джентльменам делать из меня дурака”.
Кроме того, в статье содержались упоминания о деятельности префекта округа и вышеупомянутых служащих, а также утверждение адвоката о том, что его подзащитный был помещен под стражу с нарушением процедуры: в отсутствие письменного ордера на арест.
Государственная прокуратура опубликовала опровержение. В ответ заявитель вновь обратился к прессе и обнародовал пресс-коммюнике с критикой процедуры ареста г-на С. и общей ситуации с правосудием в округе. Ходатайства об освобождении г-на С., как и апелляции в отношении решений об их отклонении, удовлетворены не были. В отношении заявителя было возбуждено дисциплинарное производство, он был оштрафован на 500 швейцарских франков за нарушение профессиональной этики. Федеральный суд, отклоняя жалобу заявителя, отметил: '
“В данном случае г-н Шепфер был наказан не столько за осуждение нарушений прав человека, сколько за форму, которую приняло осуждение.”
Позиции сторон
Заявитель
Ни одна из сторон не подвергла сомнению тот факт, что примененная к заявителю санкция является вмешательством по смыслу статьи 10 Конвенции. Заявитель также согласен с тем, что вмешательство было предусмотрено законом и могло преследовать легитимную цель, а именно – обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия. При этом заявитель утверждал, что его обеспокоенность касалась не только дела, о котором шла речь в рассматриваемом промежутке времени, но общей длящейся ситуации, в связи с которой использование средств правовой защиты оказалось бы безрезультатным. Заявитель признавал, что у него была возможность обратиться в прокуратуру в порядке надзора, однако подобное обращение, по его мнению, было обречено на неблагоприятный исход. Г-н Шепфер полагал, что он как адвокат имеет право использовать публичные средства выражения мнении в ситуации, когда замечания направлены не на один критический случай, но на длительную практику, противоречащую Конвенции. Кроме того, он утверждал, что действовал не только как адвокат, но и как политик.
Государство
Правительство заявило о необходимости проводить различие между заявлениями адвоката в контексте судебного разбирательства и заявлениями, сделанными вне подобного контекста, причем к адвокату в последней ситуации могут быть применимы более строгие стандарты. По мнению правительства, подобные заявления [сделанные вне контекста судебного заседания] могут быть оправданы в исключительных обстоятельствах, при этом лицо должно быть объективным в изложении фактов и умеренным в используемом тоне. Кроме того, правительство обратило внимание на предполагаемую безосновательность критики г-на Шепфера и тот факт, что одна из его жалоб была все же рассмотрена и удовлетворена апелляционным судом – но и она была сформулирована в неприемлемом тоне и касалась предстоящего судебного разбирательства. Наложенный на заявителя штраф в размере 500 швейцарских франков правительство сочло умеренным с учетом существующих вариантов санкций, предусмотренных национальным законодательством для подобных случаев.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
ЕСПЧ не обнаружил в действиях государства нарушение статьи 10 Конвенции.
В тексте постановления содержится напоминание об обоснованности существования определенных ограничений деятельности адвокатов как лиц, имеющих статус посредников между общественностью и судами, призванных, в числе прочего, способствовать надлежащему отправлению правосудия и поддержке доверия общественности к данному процессу. ЕСПЧ обратил особое внимание на то, что г-н Шепфер изначально прибег к публичной критике отправления правосудия в округе, и только после этого воспользовался средством правовой защиты, которое оказалось частично эффективным.
Напомнив о том, что статья 10 Конвенции защищает не только содержание транслируемых идей и информации, но и форму их выражения, а также о том, что свобода выражения мнений распространяется на адвокатов, публично комментирующих процесс отправления правосудия, ЕСПЧ отметил, что подобные комментарии не должны выходить за определенные рамки: необходимо поддерживать баланс между правами заинтересованных сторон (правом общественности на получение информации о вопросах, связанных с вынесением судебных решений) и требованием надлежащего отправления правосудия, равно как достоинством, присущим профессии юриста. Учитывая вовлеченность в контекст, органы адвокатуры и национальные суды находятся в лучшем, чем международные суды, положении для поддержания упомянутого баланса – при этом свобода их усмотрения, безусловно, подлежит контролю со стороны уполномоченных европейских институций. По мнению судей ЕСПЧ, в настоящем деле власти Швейцарии не вышли за рамки своих полномочий, учитывая публичность утверждений заявителя, его тон и приоритетность выбранных средств, а также небольшой размер наложенного штрафа.
В тексте постановления содержится напоминание об обоснованности существования определенных ограничений деятельности адвокатов как лиц, имеющих статус посредников между общественностью и судами, призванных, в числе прочего, способствовать надлежащему отправлению правосудия и поддержке доверия общественности к данному процессу. ЕСПЧ обратил особое внимание на то, что г-н Шепфер изначально прибег к публичной критике отправления правосудия в округе, и только после этого воспользовался средством правовой защиты, которое оказалось частично эффективным.
Напомнив о том, что статья 10 Конвенции защищает не только содержание транслируемых идей и информации, но и форму их выражения, а также о том, что свобода выражения мнений распространяется на адвокатов, публично комментирующих процесс отправления правосудия, ЕСПЧ отметил, что подобные комментарии не должны выходить за определенные рамки: необходимо поддерживать баланс между правами заинтересованных сторон (правом общественности на получение информации о вопросах, связанных с вынесением судебных решений) и требованием надлежащего отправления правосудия, равно как достоинством, присущим профессии юриста. Учитывая вовлеченность в контекст, органы адвокатуры и национальные суды находятся в лучшем, чем международные суды, положении для поддержания упомянутого баланса – при этом свобода их усмотрения, безусловно, подлежит контролю со стороны уполномоченных европейских институций. По мнению судей ЕСПЧ, в настоящем деле власти Швейцарии не вышли за рамки своих полномочий, учитывая публичность утверждений заявителя, его тон и приоритетность выбранных средств, а также небольшой размер наложенного штрафа.
2. Дело “Стюр против Нидерландов” (Steur v. the Netherlands: 39657/98)
Ссылка на текст постановления: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-61410
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 28 января 2004 г.
Фабула дела
Заявитель – юрист, представлявший интересы лица суринамского происхождения, преследуемого по обвинению в мошенничестве. В ходе гражданского производства заявитель высказал предположение, что следователь оказал неприемлемое давление на подзащитного заявителя с целью получения признательных показаний – известно, что следователь записал показания упомянутого лица, находясь с ним наедине, в отсутствие переводчика и адвоката. Впоследствии упомянутое признание было использовано в параллельном гражданском процессе. Именно в ходе последнего разбирательства заявитель выдвинул рассматриваемое предположение.
Узнав об утверждении заявителя, следователь инициировал дисциплинарное производство; жалоба заключалась в том, что предположительно необоснованные инсинуации запятнали его профессиональную честь и репутацию, что были нарушены рамки приличия, имело место косвенное обвинение во лжесвидетельстве. Дисциплинарный совет отклонил жалобу в последней ее части, однако счел, что в своем предположении заявитель нарушил границы допустимого поведения. Жалоба была признана частично обоснованной, никакие дополнительные санкции на заявителя не налагались.
Позиции сторон
Заявитель
Заявитель счел неубедительной позицию национальных инстанций, подразумевающую, что адвокат не может на основании известных ему фактов сделать вывод о том, что на его клиента оказывалось неприемлемое давление. Заявитель считал, что в демократическом государстве адвокат должен иметь право на всех стадиях разбирательства выдвигать все необходимые и возможные аргументы, основанные на информации, полученной от его клиента.
Государство
Государство утверждало, что к заявителю не применялись какие-либо “формальности, условия, ограничения или наказания” такого характера, который препятствовал бы надлежащему представлению интересов его клиента. Он мог делать любые заявления, которые считал нужным, в том числе заявление о том, что его подзащитный подвергался недопустимому давлению со стороны следователя. Национальные инстанции лишь пришли к выводу, что заявитель не обеспечил надлежащее фактологическое обоснование для подобных заявлений. Государство обратило особое внимание на отсутствие каких-либо санкций в отношении заявителя.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 28 января 2004 г.
Фабула дела
Заявитель – юрист, представлявший интересы лица суринамского происхождения, преследуемого по обвинению в мошенничестве. В ходе гражданского производства заявитель высказал предположение, что следователь оказал неприемлемое давление на подзащитного заявителя с целью получения признательных показаний – известно, что следователь записал показания упомянутого лица, находясь с ним наедине, в отсутствие переводчика и адвоката. Впоследствии упомянутое признание было использовано в параллельном гражданском процессе. Именно в ходе последнего разбирательства заявитель выдвинул рассматриваемое предположение.
Узнав об утверждении заявителя, следователь инициировал дисциплинарное производство; жалоба заключалась в том, что предположительно необоснованные инсинуации запятнали его профессиональную честь и репутацию, что были нарушены рамки приличия, имело место косвенное обвинение во лжесвидетельстве. Дисциплинарный совет отклонил жалобу в последней ее части, однако счел, что в своем предположении заявитель нарушил границы допустимого поведения. Жалоба была признана частично обоснованной, никакие дополнительные санкции на заявителя не налагались.
Позиции сторон
Заявитель
Заявитель счел неубедительной позицию национальных инстанций, подразумевающую, что адвокат не может на основании известных ему фактов сделать вывод о том, что на его клиента оказывалось неприемлемое давление. Заявитель считал, что в демократическом государстве адвокат должен иметь право на всех стадиях разбирательства выдвигать все необходимые и возможные аргументы, основанные на информации, полученной от его клиента.
Государство
Государство утверждало, что к заявителю не применялись какие-либо “формальности, условия, ограничения или наказания” такого характера, который препятствовал бы надлежащему представлению интересов его клиента. Он мог делать любые заявления, которые считал нужным, в том числе заявление о том, что его подзащитный подвергался недопустимому давлению со стороны следователя. Национальные инстанции лишь пришли к выводу, что заявитель не обеспечил надлежащее фактологическое обоснование для подобных заявлений. Государство обратило особое внимание на отсутствие каких-либо санкций в отношении заявителя.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
ЕСПЧ усмотрел в действиях государства нарушение статьи 10 Конвенции.
Ссылаясь на обстоятельства известного в данном контексте дела “Никула против Финляндии” (№31 611/96) (с которым можно ознакомиться в данной статье), ЕСПЧ отметил, что отсутствие наказания в отношении заявителя не свидетельствует автоматически об отсутствии вмешательства в свободу выражения мнений по смыслу статьи 10 Конвенции. В настоящем случае заявитель все же подвергся осуждению со стороны компетентных органов, то есть, был признан виновным в нарушении применимых профессиональных стандартов. Такое обвинение может оказать негативное влияние на адвоката и повлиять на выбор фактических и правовых аргументов для защиты его клиентов в будущем. Поэтому ЕСПЧ счел целесообразным установить, что свобода выражения мнений заявителя в рассматриваемом деле была ограничена, поэтому заявление подлежит рассмотрению по существу.
Оценивая действия государства, ЕСПЧ счел вмешательство в свободу выражения мнения предусмотренным национальным законодательством, преследующим цель “защиты репутации или прав других лиц”.
Рассматривая оспариваемое заявление, судьи ЕСПЧ подчеркнули, что критика была направлена именно на способ получения доказательства. Несмотря на то, что комментарий заявителя имел целью дискредитацию образа добросовестного сотрудника полиции, ЕСПЧ напомнил, что пределы допустимой критики в некоторых обстоятельствах могут быть шире в отношении государственных служащих, осуществляющих свои полномочия, чем в отношении частных лиц. Критика в настоящем деле касалась исключительно действий следователя по отношению к конкретному лицу, не затрагивала его общие профессиональные и иные качества. Заявление было сделано в рамках судебного заседания и не могло быть сведено к персональному оскорблению. С учетом того, что обвинение со стороны компетентных органов даже в отсутствие серьезных санкций в отношении заявителя может повлиять на эффективность его профессиональной деятельности в будущем, а также принимая во внимание вышеизложенные доводы, ЕСПЧ не обнаружил достаточных оснований для рассматриваемого вмешательства, следовательно, ограничение свободы выражения мнений в настоящем деле не было необходимым в демократическом обществе, и государство нарушило статью 10 Конвенции.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
Ссылаясь на обстоятельства известного в данном контексте дела “Никула против Финляндии” (№31 611/96) (с которым можно ознакомиться в данной статье), ЕСПЧ отметил, что отсутствие наказания в отношении заявителя не свидетельствует автоматически об отсутствии вмешательства в свободу выражения мнений по смыслу статьи 10 Конвенции. В настоящем случае заявитель все же подвергся осуждению со стороны компетентных органов, то есть, был признан виновным в нарушении применимых профессиональных стандартов. Такое обвинение может оказать негативное влияние на адвоката и повлиять на выбор фактических и правовых аргументов для защиты его клиентов в будущем. Поэтому ЕСПЧ счел целесообразным установить, что свобода выражения мнений заявителя в рассматриваемом деле была ограничена, поэтому заявление подлежит рассмотрению по существу.
Оценивая действия государства, ЕСПЧ счел вмешательство в свободу выражения мнения предусмотренным национальным законодательством, преследующим цель “защиты репутации или прав других лиц”.
Рассматривая оспариваемое заявление, судьи ЕСПЧ подчеркнули, что критика была направлена именно на способ получения доказательства. Несмотря на то, что комментарий заявителя имел целью дискредитацию образа добросовестного сотрудника полиции, ЕСПЧ напомнил, что пределы допустимой критики в некоторых обстоятельствах могут быть шире в отношении государственных служащих, осуществляющих свои полномочия, чем в отношении частных лиц. Критика в настоящем деле касалась исключительно действий следователя по отношению к конкретному лицу, не затрагивала его общие профессиональные и иные качества. Заявление было сделано в рамках судебного заседания и не могло быть сведено к персональному оскорблению. С учетом того, что обвинение со стороны компетентных органов даже в отсутствие серьезных санкций в отношении заявителя может повлиять на эффективность его профессиональной деятельности в будущем, а также принимая во внимание вышеизложенные доводы, ЕСПЧ не обнаружил достаточных оснований для рассматриваемого вмешательства, следовательно, ограничение свободы выражения мнений в настоящем деле не было необходимым в демократическом обществе, и государство нарушило статью 10 Конвенции.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
- В ранней судебной практике уже отмечалась разница в положении адвоката и государственного обвинителя. В данном деле ЕСПЧ счел необходимым применить схожий принцип к различию в статусе адвоката и следователя, которое требует усиленной защиты свободы выражения мнения для стороны защиты в ситуациях, когда критике подвергается деятельность следователя.
- Также была отмечена недопустимость ситуации, в которой национальные инстанции не проявляют должную распорядительность в рассмотрении вопроса обоснованности, честности утверждений заявителя.
3. Дело "Морис против Франции" (Morice v. France: 29369/10)
Ссылка на текст постановления: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-154265
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 23 апреля 2015 г.
Данное дело является одним из самых важных применительно к свободе выражения мнения адвокатов, поскольку именно в нем ЕСПЧ систематизировал критерии для анализа, а именно – а) статус заявителя и роль, которую выполняет выраженное им мнение в процессе защиты его клиента; б) вклад в дискуссию по вопросам, представляющим общественный интерес; в) природа оспариваемых высказываний; г) особые обстоятельства дела; д) природа примененной к заявителю санкции.
Фабула дела
В 1995 году погиб г-н Боррель – судья, работавший в командировке в рамках соглашений о сотрудничестве между Францией и Джибути. Версия уполномоченных органов Джибути о суициде судьи вызвала недоверие жены погибшего, которая, в свою очередь, инициировала новое разбирательство; заявитель – г-н Морис – представлял ее интересы в данном деле. Судебное расследование было поручено судьям М. и Л.Л.
Заявитель узнал о некорректных действиях со стороны судей; в результате поданной им жалобы, по решению обвинительной палаты Апелляционного суда Парижа расследование было передано другому судье. Данная процедура также сопровождалась серьезными нарушениями: в частности, стало известно, что отдельные важные для расследования вещественные доказательства не были направлены новому судье.
В скором времени заявитель и его коллега направили министру юстиции Франции письмо относительно упомянутого расследования. В письме, среди прочего, отмечалось, что адвокаты вновь обращаются к министру в связи с поведением судей М. и Л.Л., которое “полностью противоречит принципам беспристрастности и справедливости”. Содержание письма появилось в статье местной газеты. Упомянутые в нем лица обратились в суд в связи с актом публичной клеветы в отношении государственных служащих. Суд признал заявителя виновным в соучастии в упомянутом преступлении и обязал выплатить штраф в размере 4.000 евро. Также г-н Морис совместно с другими ответчиками должен был выплатить сумму в размере 7.500 евро каждому из судей.
Позиции сторон
Заявитель
Позиция г-на Мориса в общем своем изложении сводится к уверенности последнего в том, что сфера действий, осуществляемых адвокатом в защиту его клиента, не может исключать любые комментарии в прессе, если дело вызывает общественный интерес. Заявитель отметил существование проблем, связанных с неоднозначным статусом адвокатов как лиц, способствующих бесперебойному функционированию правосудия, не обязанных, в то же время, занимать соглашательскую позицию по отношению к системе правосудия и ее служащим, поскольку их основная роль все же заключается в защите своих клиентов. В связи с этим г-н Морис предложил ЕСПЧ использовать критерий функциональной защиты, позволяющий охранять свободу высказываний адвокатов в рамках представления интересов клиентов и информирования общественности, в то же время обеспечивающий защиту судей от необоснованных обвинений.
Заявитель утверждал, что уголовное преследование является вмешательством в свободу выражения мнения. Он не оспаривал тот факт, что рассматриваемая форма вмешательства была предусмотрена законом, однако выразил сомнение в том, что она преследовала цель обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия, поскольку утверждения заявителя как раз были направлены на укрепление такового. Также заявитель отметил, что нельзя придавать равный вес свободе выражения мнения адвокатов и праву общественности на информацию, с одной стороны, и достоинству, присущему юридической профессии и хорошей репутации судей, с другой, поскольку в первом случае речь идет о правах, гарантируемых Конвенцией, а во втором – интересах, которые могут стать основанием для ограничений лишь в исключительных ситуациях. В отношении критерия необходимости в демократическом обществе, заявитель отмечал отсутствие настоятельной общественной потребности в подобном вмешательстве, а также несоблюдение критерия пропорциональности, обосновывая свою позицию тем, что рассматриваемое дело касалось вопроса, представляющего общий интерес, требующего серьезной защиты свободы выражения мнений. Заявитель утверждал, что его замечания находились в рамках приемлемой критики, не были выражением личной неприязни, касались лишь профессиональной деятельности судей и, кроме того, имели значительное фактологическое обоснование; примененная к нему санкция была непропорциональной обстоятельствам мерой.
Государство
Государство признало, что имело место вмешательство в осуществление свободы выражения мнений, однако сочло это вмешательство законным и преследующим цель обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия, а также защиты репутации или прав других лиц, поскольку рассматриваемые утверждения были направлены на судей и подорвали уверенность граждан в системе правосудия.
В отношении необходимости вмешательства в демократическом обществе, государство подчеркнуло разницу между адвокатами и журналистами; в частности, первые являются служащими суда, их деятельность призвана способствовать обеспечению эффективного и беспристрастного отправления правосудия. Государство отметило, что, в отличие от выражения адвокатами своего мнения по вопросам, вызывающим общественный интерес, вне контекста каких-либо длящихся разбирательств, (где свобода выражения мнения действительно широка), выражение мнения в целях защиты клиента в незавершенном разбирательстве должно ограничиваться формами правовой защиты. Применительно к настоящему делу, правительство подчеркнуло чувствительность затрагиваемых вопросов, оценочный, неуважительный характер утверждений заявителя, а также обратило внимание на тот факт, что подобные заявления не способствуют публичному прояснению ситуации ввиду отсутствия у судей возможности ответить на критику.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 23 апреля 2015 г.
Данное дело является одним из самых важных применительно к свободе выражения мнения адвокатов, поскольку именно в нем ЕСПЧ систематизировал критерии для анализа, а именно – а) статус заявителя и роль, которую выполняет выраженное им мнение в процессе защиты его клиента; б) вклад в дискуссию по вопросам, представляющим общественный интерес; в) природа оспариваемых высказываний; г) особые обстоятельства дела; д) природа примененной к заявителю санкции.
Фабула дела
В 1995 году погиб г-н Боррель – судья, работавший в командировке в рамках соглашений о сотрудничестве между Францией и Джибути. Версия уполномоченных органов Джибути о суициде судьи вызвала недоверие жены погибшего, которая, в свою очередь, инициировала новое разбирательство; заявитель – г-н Морис – представлял ее интересы в данном деле. Судебное расследование было поручено судьям М. и Л.Л.
Заявитель узнал о некорректных действиях со стороны судей; в результате поданной им жалобы, по решению обвинительной палаты Апелляционного суда Парижа расследование было передано другому судье. Данная процедура также сопровождалась серьезными нарушениями: в частности, стало известно, что отдельные важные для расследования вещественные доказательства не были направлены новому судье.
В скором времени заявитель и его коллега направили министру юстиции Франции письмо относительно упомянутого расследования. В письме, среди прочего, отмечалось, что адвокаты вновь обращаются к министру в связи с поведением судей М. и Л.Л., которое “полностью противоречит принципам беспристрастности и справедливости”. Содержание письма появилось в статье местной газеты. Упомянутые в нем лица обратились в суд в связи с актом публичной клеветы в отношении государственных служащих. Суд признал заявителя виновным в соучастии в упомянутом преступлении и обязал выплатить штраф в размере 4.000 евро. Также г-н Морис совместно с другими ответчиками должен был выплатить сумму в размере 7.500 евро каждому из судей.
Позиции сторон
Заявитель
Позиция г-на Мориса в общем своем изложении сводится к уверенности последнего в том, что сфера действий, осуществляемых адвокатом в защиту его клиента, не может исключать любые комментарии в прессе, если дело вызывает общественный интерес. Заявитель отметил существование проблем, связанных с неоднозначным статусом адвокатов как лиц, способствующих бесперебойному функционированию правосудия, не обязанных, в то же время, занимать соглашательскую позицию по отношению к системе правосудия и ее служащим, поскольку их основная роль все же заключается в защите своих клиентов. В связи с этим г-н Морис предложил ЕСПЧ использовать критерий функциональной защиты, позволяющий охранять свободу высказываний адвокатов в рамках представления интересов клиентов и информирования общественности, в то же время обеспечивающий защиту судей от необоснованных обвинений.
Заявитель утверждал, что уголовное преследование является вмешательством в свободу выражения мнения. Он не оспаривал тот факт, что рассматриваемая форма вмешательства была предусмотрена законом, однако выразил сомнение в том, что она преследовала цель обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия, поскольку утверждения заявителя как раз были направлены на укрепление такового. Также заявитель отметил, что нельзя придавать равный вес свободе выражения мнения адвокатов и праву общественности на информацию, с одной стороны, и достоинству, присущему юридической профессии и хорошей репутации судей, с другой, поскольку в первом случае речь идет о правах, гарантируемых Конвенцией, а во втором – интересах, которые могут стать основанием для ограничений лишь в исключительных ситуациях. В отношении критерия необходимости в демократическом обществе, заявитель отмечал отсутствие настоятельной общественной потребности в подобном вмешательстве, а также несоблюдение критерия пропорциональности, обосновывая свою позицию тем, что рассматриваемое дело касалось вопроса, представляющего общий интерес, требующего серьезной защиты свободы выражения мнений. Заявитель утверждал, что его замечания находились в рамках приемлемой критики, не были выражением личной неприязни, касались лишь профессиональной деятельности судей и, кроме того, имели значительное фактологическое обоснование; примененная к нему санкция была непропорциональной обстоятельствам мерой.
Государство
Государство признало, что имело место вмешательство в осуществление свободы выражения мнений, однако сочло это вмешательство законным и преследующим цель обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия, а также защиты репутации или прав других лиц, поскольку рассматриваемые утверждения были направлены на судей и подорвали уверенность граждан в системе правосудия.
В отношении необходимости вмешательства в демократическом обществе, государство подчеркнуло разницу между адвокатами и журналистами; в частности, первые являются служащими суда, их деятельность призвана способствовать обеспечению эффективного и беспристрастного отправления правосудия. Государство отметило, что, в отличие от выражения адвокатами своего мнения по вопросам, вызывающим общественный интерес, вне контекста каких-либо длящихся разбирательств, (где свобода выражения мнения действительно широка), выражение мнения в целях защиты клиента в незавершенном разбирательстве должно ограничиваться формами правовой защиты. Применительно к настоящему делу, правительство подчеркнуло чувствительность затрагиваемых вопросов, оценочный, неуважительный характер утверждений заявителя, а также обратило внимание на тот факт, что подобные заявления не способствуют публичному прояснению ситуации ввиду отсутствия у судей возможности ответить на критику.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
В данном деле было установлено нарушение статьи 10 Конвенции.
ЕСПЧ напомнил о том, что в случаях, когда замечания посвящены вопросу, представляющему общественный интерес (Суд относит функционирование судебной системы к подобным вопросам), свобода усмотрения государства должна отличаться узостью, даже если речь идет о длящемся разбирательстве. В рамках оценивания пропорциональности вмешательства, ЕСПЧ счел необходимым напомнить о разнице между утверждениями о фактах и оценочными суждениями; отличить вторые от первых позволяет анализ обстоятельств конкретного дела и общий тон замечаний. К критерию пропорциональности применимы также рассуждения о природе наказания – в данном деле в постановлении содержится напоминание о том, что даже относительно умеренные санкции могут оказать сдерживающий эффект на последующий процесс защиты адвокатами своих клиентов; применение же уголовного преследования вовсе нежелательно и должно сопровождаться сдержанностью со стороны властей в процессе принятия подобных решений.
Оценивая необходимость вмешательства в демократическом обществе, ЕСПЧ проанализировал высказывание заявителя и отметил его направленность на судей, которые уже были отозваны и не могли повлиять на исход рассматриваемого дела, что вызвало сомнения в том, что заявление имело целью защиту интересов клиента.
Однако, учитывая общественную заинтересованность в деле, ЕСПЧ признал необходимость осуществления серьезной защиты свободы выражения мнений и соответствующего сужения свободы усмотрения государства в настоящей ситуации. Также было подчеркнуто, что у лица, обвиняемого в публичной клевете, не было процедурной возможности доказать свою правоту. Несмотря на то, что комментарии заявителя могут рассматриваться скорее как оценочные утверждения, они имели фактологическое обоснование, а также были напрямую связаны с обстоятельствами конкретного расследования. Принимая во внимание ситуацию целиком (а именно, не только взаимоотношения заявителя с судьями, но и широкий общественный резонанс, специфическую историю развития и международный контекст), ЕСПЧ заметил, что национальные инстанции сосредоточили свое внимание лишь на взаимоотношениях заявителя с одним из судей, обвиняя его в клевете и выражении личной неприязни, невзирая на то, что письмо изначально было направлено несколькими адвокатами, касалось нескольких судей и, скорее, являло собой профессиональную инициативу, направленную на исправление недостатков в существующем положении дел. ЕСПЧ также обратил внимание на следующее: местная коллегия адвокатов предпочла не инициировать дисциплинарное производство в отношении заявителя; до своего утверждения заявитель все же воспользовался доступным ему средством правовой защиты – возможностью обратиться в обвинительную палату местного Апелляционного суда; также была подчеркнута суровость возложенного наказания как очередная характеристика непропорциональности вмешательства. С учетом всего вышеупомянутого, в настоящем деле было установлено нарушение статьи 10.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
ЕСПЧ напомнил о том, что в случаях, когда замечания посвящены вопросу, представляющему общественный интерес (Суд относит функционирование судебной системы к подобным вопросам), свобода усмотрения государства должна отличаться узостью, даже если речь идет о длящемся разбирательстве. В рамках оценивания пропорциональности вмешательства, ЕСПЧ счел необходимым напомнить о разнице между утверждениями о фактах и оценочными суждениями; отличить вторые от первых позволяет анализ обстоятельств конкретного дела и общий тон замечаний. К критерию пропорциональности применимы также рассуждения о природе наказания – в данном деле в постановлении содержится напоминание о том, что даже относительно умеренные санкции могут оказать сдерживающий эффект на последующий процесс защиты адвокатами своих клиентов; применение же уголовного преследования вовсе нежелательно и должно сопровождаться сдержанностью со стороны властей в процессе принятия подобных решений.
Оценивая необходимость вмешательства в демократическом обществе, ЕСПЧ проанализировал высказывание заявителя и отметил его направленность на судей, которые уже были отозваны и не могли повлиять на исход рассматриваемого дела, что вызвало сомнения в том, что заявление имело целью защиту интересов клиента.
Однако, учитывая общественную заинтересованность в деле, ЕСПЧ признал необходимость осуществления серьезной защиты свободы выражения мнений и соответствующего сужения свободы усмотрения государства в настоящей ситуации. Также было подчеркнуто, что у лица, обвиняемого в публичной клевете, не было процедурной возможности доказать свою правоту. Несмотря на то, что комментарии заявителя могут рассматриваться скорее как оценочные утверждения, они имели фактологическое обоснование, а также были напрямую связаны с обстоятельствами конкретного расследования. Принимая во внимание ситуацию целиком (а именно, не только взаимоотношения заявителя с судьями, но и широкий общественный резонанс, специфическую историю развития и международный контекст), ЕСПЧ заметил, что национальные инстанции сосредоточили свое внимание лишь на взаимоотношениях заявителя с одним из судей, обвиняя его в клевете и выражении личной неприязни, невзирая на то, что письмо изначально было направлено несколькими адвокатами, касалось нескольких судей и, скорее, являло собой профессиональную инициативу, направленную на исправление недостатков в существующем положении дел. ЕСПЧ также обратил внимание на следующее: местная коллегия адвокатов предпочла не инициировать дисциплинарное производство в отношении заявителя; до своего утверждения заявитель все же воспользовался доступным ему средством правовой защиты – возможностью обратиться в обвинительную палату местного Апелляционного суда; также была подчеркнута суровость возложенного наказания как очередная характеристика непропорциональности вмешательства. С учетом всего вышеупомянутого, в настоящем деле было установлено нарушение статьи 10.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
- Было установлено, что лицо, обвиняемое в клевете и ограничиваемое в свободе выражения мнения на этом основании, должно иметь процедурную возможность доказать свою правоту.
- ЕСПЧ напомнил, что государственный обвинитель должен быть готовым выдержать “значительную критику от стороны защиты” – даже в том случае, когда общая коннотация заявления является негативной, а отдельные термины – не вполне уместными, если заявление в целом не касается общих профессиональных или иных качеств лица. Кроме того, было подчеркнуто, что адвокат в целом должен иметь возможность привлечь внимание общественности к недостаткам в системе правосудия: “судебная система может извлечь пользу из конструктивной критики”.
- ЕСПЧ также обратил внимание на разницу между юристами и журналистами: в то время, как задача первых – распространять информацию по вопросам, представляющим общественный интерес, вторые непосредственно выступают акторами в системе правосудия, участвуют в ее функционировании, и приравнивать их к сугубо внешним наблюдателям нельзя.
- Также представляет интерес ответ ЕСПЧ на аргумент государства о том, что судьи не имеют возможности ответить на критику. В данном контексте было проведено различие между заявлениями адвокатов, которые выражают их персональное мнение, и заявлениями судей, которые могут восприниматься как объективная оценка, выражение не столько личной позиции судьи, сколько стоящей за ним системы правосудия. В связи с этим, несмотря на то, что судей следует защищать от необоснованных нападений и оскорблений, недопустимо запрещать отдельным лицам выражать свое оценочное мнение с достаточным фактологическим обоснованием по вопросам, связанным с отправлением правосудия, представляющим широкий общественный интерес.
- Помимо вышеупомянутого, в аргументации можно отметить важные рассуждения об использовании средств правовой защиты: отвечая на доводы государства, ЕСПЧ утверждает, что использование доступных средств и право на свободное выражение мнения не преследуют общую цель и не являются взаимозаменяемыми. Придерживаясь позиции, согласно которой юрист должен защищать своего клиента в компетентных судах, ЕСПЧ, однако, отмечает возможность существования исключительных обстоятельств и тот факт, что защита интересов клиента в суде подразумевает использование любых доступных средств, включая медиа.
4.Дело “Багиров против Азербайджана” (Bagirov v. Azerbaijan: 81024/12, 28198/15)
Ссылка на текст постановления: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-203166
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 25 сентября 2020 г.
Фабула дела
Заявитель – азербайджанский юрист, в прошлом – член местной коллегии адвокатов. В 2011 году он был временно отстранен от юридической практики из-за публичной критики жестокости полиции. В 2015 году заявитель был лишен права на осуществление адвокатской деятельности из-за заявлений, сделанных в зале суда в процессе рассмотрения резонансного дела, ставшего также предметом рассмотрения ЕСПЧ. Национальные суды пришли к выводу, что подобные заявления “бросают тень на государственность”, способны “запятнать авторитет судебной власти”.
Принимая во внимание комплексность фабулы и тот факт, что ЕСПЧ рассматривал предполагаемые вмешательства государства в свободу выражения мнений – отстранение от практики и лишение лицензии – отдельно, соответствующие позиции сторон и аргументация ЕСПЧ будут представлены в хронологическом порядке.
А) Вопросы, касающиеся временного отстранения заявителя от практики
В январе 2011 года в Азербайджане имело место резонансное событие, связанное со смертью арестованного накануне г-на Э.А. в полицейском участке. В скором времени на заседании рабочей группы юристов, посвященному проблемам в юридической практике, заявитель сделал следующее утверждение: “Недавно, когда г-н Э.А. был убит в полицейском участке, мы с [другим адвокатом] хотели организовать акцию протеста в мантиях под названием “Мы не можем защищать мертвых”. К сожалению, мы не смогли найти других юристов, которые присоединились бы к нам для участия в этом протесте... Действительно, [полицейские] должны сохранять жизнь арестованным, чтобы у нас была возможность их защитить. Последние же в ситуации ареста вместо адвоката получают палку”. Впоследствии в прессе появилась статья, раскрывающая содержание упомянутых заявлений.
В отношении заявителя было возбуждено дисциплинарное разбирательство, в результате которого он был отстранен от юридической практики на 1 год. Аргументация дисциплинарной комиссии и инстанций, к которым заявитель обращался в порядке обжалования, сводилась к нарушению им адвокатской тайны и распространении ложной информации, несмотря на то, что предположения о полицейском произволе как причине смерти г-на Э.А. были публично озвучены его матерью до комментариев заявителя и до момента, когда между ею и заявителем был заключен договор об оказании адвокатских услуг, а также несмотря на тот факт, что мать погибшего не предъявляла к заявителю никаких претензий.
Позиция заявителя
Заявитель утверждал, что подобное отстранение является вмешательством в свободу выражения мнения; оно не было предписано законодательством и не преследовало никакой легитимной цели, поскольку заявитель не раскрывал конфиденциальную информацию – лишь сослался на уже получившее огласку мнение матери погибшего в то время, когда она еще не была его клиенткой.
Более того, заявитель утверждал, что внутреннее законодательство, приводимое властями в качестве обоснования для вмешательства, не соответствовало требованиям Конвенции ввиду неточности в формулировках нормы.
Заявитель также утверждал, что вмешательство не может считаться необходимым в демократическом обществе и пропорциональным, если учесть, что рассматриваемая ситуация стала вопросом, представляющим общественный интерес, и намерения заявителя заключались не в нанесении ущерба авторитету полиции, но в обращении общественного внимания на существующую проблему и предложении средств для ее разрешения.
Позиция государства
Государство сочло вмешательство законным и преследующим цели предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, а также обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия. В отношении устанавливаемого статьей 10 требования необходимости подобного вмешательства в демократическом обществе, государство предложило проводить различие между заявлениями, сделанными в контексте судебного разбирательства, и заявлениями вне зала суда. Государство обратило внимание на то, что утверждения заявителя предшествовали использованию обычных средств правовой защиты и были выражены во время длящегося уголовного расследования, что можно рассматривать как попытку оказания давления на следственные органы и нанесение ущерба независимости судебной власти в целом.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 25 сентября 2020 г.
Фабула дела
Заявитель – азербайджанский юрист, в прошлом – член местной коллегии адвокатов. В 2011 году он был временно отстранен от юридической практики из-за публичной критики жестокости полиции. В 2015 году заявитель был лишен права на осуществление адвокатской деятельности из-за заявлений, сделанных в зале суда в процессе рассмотрения резонансного дела, ставшего также предметом рассмотрения ЕСПЧ. Национальные суды пришли к выводу, что подобные заявления “бросают тень на государственность”, способны “запятнать авторитет судебной власти”.
Принимая во внимание комплексность фабулы и тот факт, что ЕСПЧ рассматривал предполагаемые вмешательства государства в свободу выражения мнений – отстранение от практики и лишение лицензии – отдельно, соответствующие позиции сторон и аргументация ЕСПЧ будут представлены в хронологическом порядке.
А) Вопросы, касающиеся временного отстранения заявителя от практики
В январе 2011 года в Азербайджане имело место резонансное событие, связанное со смертью арестованного накануне г-на Э.А. в полицейском участке. В скором времени на заседании рабочей группы юристов, посвященному проблемам в юридической практике, заявитель сделал следующее утверждение: “Недавно, когда г-н Э.А. был убит в полицейском участке, мы с [другим адвокатом] хотели организовать акцию протеста в мантиях под названием “Мы не можем защищать мертвых”. К сожалению, мы не смогли найти других юристов, которые присоединились бы к нам для участия в этом протесте... Действительно, [полицейские] должны сохранять жизнь арестованным, чтобы у нас была возможность их защитить. Последние же в ситуации ареста вместо адвоката получают палку”. Впоследствии в прессе появилась статья, раскрывающая содержание упомянутых заявлений.
В отношении заявителя было возбуждено дисциплинарное разбирательство, в результате которого он был отстранен от юридической практики на 1 год. Аргументация дисциплинарной комиссии и инстанций, к которым заявитель обращался в порядке обжалования, сводилась к нарушению им адвокатской тайны и распространении ложной информации, несмотря на то, что предположения о полицейском произволе как причине смерти г-на Э.А. были публично озвучены его матерью до комментариев заявителя и до момента, когда между ею и заявителем был заключен договор об оказании адвокатских услуг, а также несмотря на тот факт, что мать погибшего не предъявляла к заявителю никаких претензий.
Позиция заявителя
Заявитель утверждал, что подобное отстранение является вмешательством в свободу выражения мнения; оно не было предписано законодательством и не преследовало никакой легитимной цели, поскольку заявитель не раскрывал конфиденциальную информацию – лишь сослался на уже получившее огласку мнение матери погибшего в то время, когда она еще не была его клиенткой.
Более того, заявитель утверждал, что внутреннее законодательство, приводимое властями в качестве обоснования для вмешательства, не соответствовало требованиям Конвенции ввиду неточности в формулировках нормы.
Заявитель также утверждал, что вмешательство не может считаться необходимым в демократическом обществе и пропорциональным, если учесть, что рассматриваемая ситуация стала вопросом, представляющим общественный интерес, и намерения заявителя заключались не в нанесении ущерба авторитету полиции, но в обращении общественного внимания на существующую проблему и предложении средств для ее разрешения.
Позиция государства
Государство сочло вмешательство законным и преследующим цели предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, а также обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия. В отношении устанавливаемого статьей 10 требования необходимости подобного вмешательства в демократическом обществе, государство предложило проводить различие между заявлениями, сделанными в контексте судебного разбирательства, и заявлениями вне зала суда. Государство обратило внимание на то, что утверждения заявителя предшествовали использованию обычных средств правовой защиты и были выражены во время длящегося уголовного расследования, что можно рассматривать как попытку оказания давления на следственные органы и нанесение ущерба независимости судебной власти в целом.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
ЕСПЧ усмотрел в действиях государства вмешательство по смыслу Конвенции.
Применительно к юридической обоснованности такового было подчеркнуто, что в аргументации решения коллегии адвокатов, послужившего основанием для лишения заявителя лицензии, отмечалось как нарушение адвокатской тайны, так и предложение заявителя организовать мирные протесты. При этом ни в упомянутом решении, ни в решениях вышестоящих инстанций нет прямой ссылки на норму национального права, запрещающую адвокату призывать к мирным протестам.
В том, что касается предполагаемого нарушения адвокатской тайны, ЕСПЧ подчеркнул, что заявитель подвергся дисциплинарному наказанию не за раскрытие конфиденциальной информации, но за ссылку на публично озвученное мнение матери погибшего, в отсутствие каких-либо претензий со стороны последней. Анализ норм национального права, на которые ссылались предыдущие инстанции, показал, что использование информации, находящейся в открытом доступе, не подпадает под понятие конфиденциальной – напротив, последний термин подразумевает под собой информацию, полученную в ходе осуществления адвокатской деятельности в отношении конкретного клиента, которую, как известно из фактических материалов, заявитель начал осуществлять после публичного комментария. В связи с этим, ЕСПЧ счел вмешательство юридически необоснованным и установил нарушение статьи 10 Конвенции.
Б) Вопросы, касающиеся лишения заявителя права на осуществление адвокатской деятельности
В 2014 году заявитель представлял интересы оппозиционного политика Ильгара Мамедова в резонансном уголовном деле. Судья, рассматривавший упомянутое дело, направил местной коллегии адвокатов письмо с просьбой инициировать в отношении заявителя дисциплинарное разбирательство. Поводом стали комментарии, которые заявитель сделал в процессе одного из слушаний, в частности, была приведена следующая цитата:
В связи с этим важно отметить, что ко времени, когда имело место упомянутое слушание, ЕСПЧ уже вынес решение по делу Ильгара Мамедова (постановление № 15172/13), в котором было установлено нарушение Азербайджаном статей 5 и 18 Конвенции: задержание г-на Мамедова противоречило принятым стандартам; в 2017 году ЕСПЧ установил также нарушение права политика на справедливое судебное разбирательство применительно к упомянутому уголовному процессу (речь идет о постановлении № 919/15).
В результате инициированного дисциплинарного разбирательства, заявитель был лишен права на осуществление адвокатской деятельности. Обжалование названного решения во всех возможных национальных инстанциях, включая Верховный суд, оказалось безуспешным.
Позиция заявителя
Заявитель утверждал, что имело место незаконное вмешательство в осуществление права на свободу выражения мнений, поскольку, во-первых, формулировка соответствующего закона была размытой и нечеткой, и, во-вторых, вмешательство не преследовало легитимную цель: рассматриваемое заявление было сделано в рамках судебного заседания и представляло собой оценочное суждение с достаточным фактологическим обоснованием. Кроме того, необходимо принимать во внимание тот факт, что рассматриваемое дело было предметом общественного интереса, а также общую ситуацию с правами юристов в государстве.
Позиция государства
Государство сочло вмешательство законным, преследующим цель предотвращения беспорядков или преступлений, а также необходимым в демократическом обществе, поскольку заявитель позволил себе оскорбить свидетелей и судью с использованием неприемлемой лексики, нарушив, таким образом, профессиональную юридическую этику. Действия государства лежали в рамках предусмотренной в таких ситуациях свободы усмотрения, поскольку заявитель не впервые нарушил правила профессиональной этики.
Применительно к юридической обоснованности такового было подчеркнуто, что в аргументации решения коллегии адвокатов, послужившего основанием для лишения заявителя лицензии, отмечалось как нарушение адвокатской тайны, так и предложение заявителя организовать мирные протесты. При этом ни в упомянутом решении, ни в решениях вышестоящих инстанций нет прямой ссылки на норму национального права, запрещающую адвокату призывать к мирным протестам.
В том, что касается предполагаемого нарушения адвокатской тайны, ЕСПЧ подчеркнул, что заявитель подвергся дисциплинарному наказанию не за раскрытие конфиденциальной информации, но за ссылку на публично озвученное мнение матери погибшего, в отсутствие каких-либо претензий со стороны последней. Анализ норм национального права, на которые ссылались предыдущие инстанции, показал, что использование информации, находящейся в открытом доступе, не подпадает под понятие конфиденциальной – напротив, последний термин подразумевает под собой информацию, полученную в ходе осуществления адвокатской деятельности в отношении конкретного клиента, которую, как известно из фактических материалов, заявитель начал осуществлять после публичного комментария. В связи с этим, ЕСПЧ счел вмешательство юридически необоснованным и установил нарушение статьи 10 Конвенции.
Б) Вопросы, касающиеся лишения заявителя права на осуществление адвокатской деятельности
В 2014 году заявитель представлял интересы оппозиционного политика Ильгара Мамедова в резонансном уголовном деле. Судья, рассматривавший упомянутое дело, направил местной коллегии адвокатов письмо с просьбой инициировать в отношении заявителя дисциплинарное разбирательство. Поводом стали комментарии, которые заявитель сделал в процессе одного из слушаний, в частности, была приведена следующая цитата:
“Что государство, что суд... Если бы в Азербайджане имела место справедливость, судья Р.Х. не смог бы выносить несправедливые и предвзятые решения; такой человек, как он, не был бы судьей”.
В связи с этим важно отметить, что ко времени, когда имело место упомянутое слушание, ЕСПЧ уже вынес решение по делу Ильгара Мамедова (постановление № 15172/13), в котором было установлено нарушение Азербайджаном статей 5 и 18 Конвенции: задержание г-на Мамедова противоречило принятым стандартам; в 2017 году ЕСПЧ установил также нарушение права политика на справедливое судебное разбирательство применительно к упомянутому уголовному процессу (речь идет о постановлении № 919/15).
В результате инициированного дисциплинарного разбирательства, заявитель был лишен права на осуществление адвокатской деятельности. Обжалование названного решения во всех возможных национальных инстанциях, включая Верховный суд, оказалось безуспешным.
Позиция заявителя
Заявитель утверждал, что имело место незаконное вмешательство в осуществление права на свободу выражения мнений, поскольку, во-первых, формулировка соответствующего закона была размытой и нечеткой, и, во-вторых, вмешательство не преследовало легитимную цель: рассматриваемое заявление было сделано в рамках судебного заседания и представляло собой оценочное суждение с достаточным фактологическим обоснованием. Кроме того, необходимо принимать во внимание тот факт, что рассматриваемое дело было предметом общественного интереса, а также общую ситуацию с правами юристов в государстве.
Позиция государства
Государство сочло вмешательство законным, преследующим цель предотвращения беспорядков или преступлений, а также необходимым в демократическом обществе, поскольку заявитель позволил себе оскорбить свидетелей и судью с использованием неприемлемой лексики, нарушив, таким образом, профессиональную юридическую этику. Действия государства лежали в рамках предусмотренной в таких ситуациях свободы усмотрения, поскольку заявитель не впервые нарушил правила профессиональной этики.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы:
ЕСПЧ установил нарушение статьи 10 Конвенции ввиду непропорциональности вмешательства.
ЕСПЧ признал существование вмешательства в виде лишения адвокатской лицензии, а также тот факт, что вмешательство было основано на национальных нормах, которые были доступными для заявителя. Вопрос о качестве закона, на который государство ссылается в обоснование своих действий, был оставлен открытым – до разрешения вопроса о пропорциональности действий.
ЕСПЧ также счел, что вмешательство преследовало цель обеспечения авторитета судебной власти по смыслу п. 2 статьи 10 Конвенции. В оценивании критерия необходимости в демократическом обществе, внимание было обращено на следующее: национальные суды не ссылались на предполагаемое оскорбление свидетелей как основание для лишения адвоката лицензии, поэтому данный аргумент государства в настоящих разбирательствах нерелевантен.
ЕСПЧ напомнил, среди прочего, о необходимости проводить различие между критикой и оскорблением. В случае, если единственной целью выражения мнения в любой его форме является оскорбление суда или его служащих, определенное вмешательство не будет нарушать статью 10 Конвенции. ЕСПЧ подчеркнул, что утверждения заявителя касались не только функционирования судебной власти в целом, но и деятельности отдельного судьи и могли, таким образом, считаться оскорбительными и неуважительными по отношению к судье. Однако ЕСПЧ напомнил о необходимости поддерживать баланс между авторитетом судебной власти и свободой выражения мнения заявителей в подобных ситуациях. В рассматриваемом деле данный баланс отсутствовал, поскольку местные суды не обратили никакого внимания на контекст ситуации, а именно – на тот факт, что заявления были сделаны исключительно в зале суда в процессе уголовного разбирательства юристом, призванным защищать своего клиента. В связи с этим ЕСПЧ отметил многочисленные нарушения, установленные им же в деле, касающемся уголовного преследования Ильгара Мамедова.
Также ЕСПЧ счел аргументацию национального суда, ссылающегося на “полную недопустимость использования свободы выражения мнения с целью бросить тень на наше государство”, нерелевантной для целей статьи 10. Оценивая пропорциональность вмешательства, ЕСПЧ отметил, что лишение права на осуществление адвокатской деятельности представляет собой серьезную санкцию, способную оказать сдерживающее воздействие на выполнение адвокатами своих обязанностей в качестве защитников, что недопустимо. В связи со всем вышеперечисленным, было установлено нарушение статьи 10 Конвенции.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
ЕСПЧ признал существование вмешательства в виде лишения адвокатской лицензии, а также тот факт, что вмешательство было основано на национальных нормах, которые были доступными для заявителя. Вопрос о качестве закона, на который государство ссылается в обоснование своих действий, был оставлен открытым – до разрешения вопроса о пропорциональности действий.
ЕСПЧ также счел, что вмешательство преследовало цель обеспечения авторитета судебной власти по смыслу п. 2 статьи 10 Конвенции. В оценивании критерия необходимости в демократическом обществе, внимание было обращено на следующее: национальные суды не ссылались на предполагаемое оскорбление свидетелей как основание для лишения адвоката лицензии, поэтому данный аргумент государства в настоящих разбирательствах нерелевантен.
ЕСПЧ напомнил, среди прочего, о необходимости проводить различие между критикой и оскорблением. В случае, если единственной целью выражения мнения в любой его форме является оскорбление суда или его служащих, определенное вмешательство не будет нарушать статью 10 Конвенции. ЕСПЧ подчеркнул, что утверждения заявителя касались не только функционирования судебной власти в целом, но и деятельности отдельного судьи и могли, таким образом, считаться оскорбительными и неуважительными по отношению к судье. Однако ЕСПЧ напомнил о необходимости поддерживать баланс между авторитетом судебной власти и свободой выражения мнения заявителей в подобных ситуациях. В рассматриваемом деле данный баланс отсутствовал, поскольку местные суды не обратили никакого внимания на контекст ситуации, а именно – на тот факт, что заявления были сделаны исключительно в зале суда в процессе уголовного разбирательства юристом, призванным защищать своего клиента. В связи с этим ЕСПЧ отметил многочисленные нарушения, установленные им же в деле, касающемся уголовного преследования Ильгара Мамедова.
Также ЕСПЧ счел аргументацию национального суда, ссылающегося на “полную недопустимость использования свободы выражения мнения с целью бросить тень на наше государство”, нерелевантной для целей статьи 10. Оценивая пропорциональность вмешательства, ЕСПЧ отметил, что лишение права на осуществление адвокатской деятельности представляет собой серьезную санкцию, способную оказать сдерживающее воздействие на выполнение адвокатами своих обязанностей в качестве защитников, что недопустимо. В связи со всем вышеперечисленным, было установлено нарушение статьи 10 Конвенции.
Важные выводы в рамках защиты свободы выражения мнений адвокатов
- Важным представляется следующее замечание: “недопустимость подвержения сомнению понятия государственности” не является основанием для ограничения свободы выражения мнений в демократическом обществе, сопутствующими характеристиками которого являются плюрализм, терпимость и широта взглядов.
