13 декабря 1983 года, через три дня после официального вступления в должность и окончания периода военной хунты, правившей в разных вариациях с 1976 года, президент Альфонсин издал декрет, которым предписывалось начать расследование преступлений военной хунты. Стоит отметить, что принятие этого решения фактически перечеркивало тот иммунитет, которым руководство военной хунты наделило себя и всю армию незадолго до потери власти. Еще спустя два дня, 15 декабря 1983 года президентом была создана Национальная комиссия по делу о массовом исчезновении людей (CONADEP) (далее – комиссия). Комиссия была призвана провести общественное расследование преступлений военной хунты, проанализировать собранные доказательства, представить их президенту для осуществления в дальнейшем суда над виновными. В состав комиссии вошли известные в Аргентине общественные деятели и борцы за права человека (Ricardo Colombres, René Favaloro, Hilario Fernández Long, Carlos T. Gattinoni, Gregorio Klimovsky, Marshall T. Meyer, Jaime F. de Nevares, Eduardo Rabossi, Magdalena Ruiz Guiñazú и другие), возглавил же ее известный аргентинский писатель Эрнесто Сабато.

Поручение данного исследования представителям общества, а не государственным специализированным органам во многом объяснялось тем, что правоохранительные органы в значительной мере себя дискредитировали, было известно, что они многие годы действовали в тесном контакте с вооруженными силами, прямо участвуя в репрессиях.
Несмотря на определенный скепсис, которым сопровождалась деятельность комиссии, уже 20 сентября 1984 года, менее, чем через год после учреждения, президентом был получен отчет, в котором содержались сведения о 8961 насильственном исчезновении граждан. Отчет получил красноречивое название “Nunca Más” – “Никогда больше”. Текст отчета сопровождался 50 тысячами страниц письменных доказательств преступлений военной диктатуры. Комиссии удалось проделать действительно выдающуюся работу по сбору доказательств преступлений военной хунты.

Наиболее тяжелой для восприятия является именно часть “Репрессии”, в которой подробно изложены все методы, использованные военной хунтой в репрессиях против граждан. Комиссия выяснила, что участие в репрессиях принимали все рода войск Аргентины (сухопутные войска, военно-воздушные силы, военно-морские силы), а также подразделения полиции и органов безопасности. В некоторых случаях к ним примыкали и представители гражданских вооруженных формирований крайне правого толка, но руководство хунты видело возможность такого сотрудничества лишь при полном подчинении таких формирований вооруженным силам (лидеры крайне правых организаций не только были отстранены от проводимого “Процесса”, но и преследовались).
Комиссия смогла установить около 300 секретных мест содержания похищенных граждан, в которых, помимо собственно незаконного содержания под стражей, осуществлялись пытки и казни. Большинство из подобных мест находились в расположении тех или иных воинских частей и военных учебных заведений (например, печальную известность получила расположенная в Буэнос-Айресе ESMA (исп. Escuela Superior de Mecánica de la Armada) - Школа механиков ВМС Аргентины, в которой находилась одна из наиболее страшных тюрем режима), хотя значительная часть задержанных содержалась и в гражданских тюрьмах.

В докладе подробно анализируются методы похищения как такового. Из многочисленных свидетельств следует, что в основном похищения происходили среди ночи из собственных домов жертв. Одним из печальных символов этого периода стали автомобили марки “Ford Falcon” преимущественно зеленого цвета, на которых чаще всего передвигались похитители.

Обычно похищение осуществляли одетые в гражданскую одежду вооруженные люди, которые в некоторых случаях называли себя представителями армии, а в некоторых даже этого не делали. Ворвавшись в дом, похитители могли сразу же увезти задержанного в неизвестном направлении, а могли некоторое время осуществлять пытки, избиения и издевательства прямо по месту его жительства, в том числе в присутствии его семьи. Часто всех членов семьи задерживали вместе. Случались случаи вызова полиции по месту жительства жертвы, когда соседи замечали явно незаконные действия со стороны похитителей. Известны в том числе случаи перестрелок между офицерами вооруженных сил и силами полиции возле домов жертв, но происходило это исключительно из-за плохой координации: после выяснения, кто есть кто, инциденты исчерпывались, какой-либо помощи со стороны полиции жертвы ни разу не получили. В разговорах похитителей неоднократно звучали термины “зеленая зона” или “свободная зона”, что означало, что до начала своих действий на месте похищения они уведомляли руководство местной полиции, что в определенном районе будут происходить задержания. Также довольно частым явлением была организация засад в домах жертв, когда офицеры не находили тех граждан, которые их интересовали. В этом случае в течение нескольких дней в статусе заложников в домах жертв могли удерживаться их родственники. Другой важной особенностью было то, что на голову жертв либо надевали мешок, либо завязывали им глаза какими-то подручными средствами (одежда, белье и пр.). Делалось это, вероятнее всего, для усиления чувства страха, для невозможности для жертв запомнить маршрут, обстановку вокруг, место, куда их доставляют.
В дальнейшем в докладе достаточно подробно, с цитатами из показаний жертв и их родственников рассказывается, какого рода пыткам подвергались задержанные. Стоит отметить, что мало какие из возможных пыток вооруженные силы не применяли. Повсеместно были распространены пытки электрическим током, которые происходили в течение многих дней. Избиения различной интенсивности также происходили повсеместно. Важным, хоть и не определяющим было в том числе и то, что, несмотря на желание найти и уничтожить всех противников режим, используемые методы были неизбирательными: зачастую было достаточно по какой-то причине оказаться в адресной книги одного задержанного, чтобы в дальнейшем быть тоже задержанным. Никакого поиска первичных доказательств для задержания и выдвижения обвинения, не осуществлялось. Именно поэтому жертвами репрессий становились не только политические и профсоюзные активисты, но и любые другие случайные граждане. Еще одной особенностью, о которой также заявляли многие из задержанных, являлось то, что при осуществлении пыток военные не задавали никаких вопросов, не пытались выяснить какую-либо информацию. Пытки, по всей вероятности, рассматривались уже, как наказание. Отдельно к пыткам можно отнести сами условия содержания в секретных тюрьмах. Состояние гигиены, питание, медицинская помощь были на чрезвычайно низком уровне: заключенным не давали возможность выйти в туалет, они не могли умыться, питание было крайне скудным и в принципе было не всегда, медицинская помощь (в том числе после жестоких пыток) оказывалась крайне редко. Содержание в подобных условиях, без всяких доказательств причастности к какой-либо противоправной деятельности растягивалось на месяцы и годы. Отдельным пунктом доклада является антисемитизм, который был присущ по меньшей мере значительной части похитителей и истязателей. Из свидетельств выживших очевидцев следует, что охранники называли места содержания задержанных “Гестапо”, демонстрировали увлеченность идеями национал-социализма. Есть свидетельства того, что часть армейских идеологов пропагандировало взгляды непосредственно Адольфа Гитлера. Истязатели же прямо высказывали свои нацистские взгляды перед заключенными евреями, демонстрировали татуировки с нацистскими символами.
Кроме того, во многих случаях пытки заканчивались казнью. Наиболее частым явлениям была казнь посредством расстрела, но это был далеко не единственный способ убийства, применявшийся военными. В Аргентине апробировали специфический изощренный способ убийства задержанных: после принудительного употребления наркотических средств задержанных погружали в грузовой самолет, самолет летел к океану, где плохо понимающих, что с ними происходит, людей с огромной высоты выбрасывали прямо в воду. Никаких шансов выжить такой способ казни не оставлял. Тела части убитых подобным образом граждан потом находили у берегов Аргентины. В иных случаях избавление от тел задержанных производилось либо посредством захоронения в предназначенных и не предназначенных для этого местах, либо посредством сжигания тел в крематории. Стоит отметить, что чаще всего вооруженные силы не пытались каким-то образом оправдать убийства граждан, но в некоторых случаях ими все-таки использовалось оправдание, заимствованное у охранников нацистских концлагерей времен Третьего Рейха и никак не проверяемое в условиях диктатуры: “задержанный был убит при попытке к бегству / при попытке его освобождения соратниками / при задержании”. Как правило, достоверность таких версий была очень сомнительной уже на момент их озвучивания. Например, при якобы совершенных попытках освободить задержанных почему-то погибали все задержанные, но никаких повреждений не получали ни военные, ни якобы нападавшие соратники задержанных. Также имел место случай, когда задержанных обнаружили убитыми в автомобиле, на котором они якобы ехали, когда подверглись нападению, однако у всех их имелись следы пыток и избиений, а за рулем находился труп девушки, которая не умела водить автомобиль.
Помимо собственно описания преступлений в этой части доклада фигурируют несколько важных дополнительных отличительных особенностей аргентинских репрессий.
Во-первых, аргентинская военная диктатура действовала в плотном контакте со своими коллегами из других стран Южной Америки: Уругвай, Парагвай, Чили, Боливия и прочие. Так, военные всех этих стран сотрудничали друг с другом, выдавали друг другу задержанных оппонентов режима, делились данными разведки по поводу интересовавших их лиц. Наиболее плотно было налажено сотрудничество Аргентины и Уругвая. В докладе приводятся многочисленные конкретные примеры такого сотрудничества.

Во-вторых, аргентинские военные часто занимались мародерством в домах похищенных жертв. Абсолютно обыденным явлением было хищение всего ценного движимого имущества из домов, но часто можно было столкнуться даже с хищением автомобилей, а иногда и вовсе целых квартир, домов, земельных участков. И автомобили, и недвижимость переоформлялись на соответствующих военнослужащих. Собственники дорогостоящего имущества, как правило, ликвидировались. Учитывая, что документы, подтверждающие право собственности на имущество также оказывались в руках похитителей, даже после свержения хунты для выживших жертв было крайне проблематично вернуть свое имущество назад. При этом стоит отметить, что никакой реакции высшего командования на подобные поступки военнослужащих не следовало, ввиду чего, вероятно, мародерство во всех возможных формах становилось обычным делом для военных. В отчете приводятся случаи искусственного создания подозрений принадлежности человека к экстремистской деятельности с целью его ликвидации и завладения его имуществом. Также были случаи задержания с последующим требованием предоставления выкупа за задержанного, которого даже после выкупа не отпускали, а убивали. Помимо этого представители вооруженных сил практически всегда похищали личное имущество, которое находилось при себе у задержанных. В тех случаях, когда задержанных спустя месяцы незаконного содержания под стражей все-таки выпускали, они редко получали назад своё имущество, изъятое при задержании.
В-третьих, авторы доклада отмечали, что католические священники в большинстве своем выступали против действий военной хунты, однако, священники, откровенно участвовавшие в совершении репрессий также встречались: кто-то из них принимал непосредственное участие в пытках и убийствах, кто-то оправдывал действия хунты и передавал ей тайны своих прихожан.
В-четвертых, осуществлялся жесткий контроль за действиями самих военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов. Любое осуждение репрессий и даже фактов мародерства жестко каралось самой репрессивной машиной. Так, комиссии стали известны случаи похищения и исчезновения многочисленных сотрудников правоохранительных органов, которые либо отказались участвовать в репрессиях, либо начинали какие-либо проверочные действия по фактам мародерств, либо сообщали какую-то известную им информацию родственникам исчезнувших граждан, либо каким-то образом облегчали условия существования задержанных (например, передавали на волю их письма). Жестокая расправа со своими же сослуживцами, хоть в чем-то не согласными с официальным курсом, привела к тому, что репрессивная машина стала монолитной.
В-пятых, даже после замены военной диктатуры на демократически выбранное правительство, офицеры служб безопасности и вооруженных сил не спешили делиться информацией с комиссией, а во многих местах и вовсе ими уничтожались или существенно изменялись (вплоть до откровенной фальсификации) важнейшие документы, свидетельствующие об осуществленных репрессиях.

Часть, названная “Жертвы”, позволяет лучше понять, кто стал исчезнувшими жертвами военной диктатуры. Изначально в отчете приводились сведения о возрасте жертв:

В приведенных цифрах бросается в глаза тот факт, что более 2/3 задержанных (70,78%) составляли люди не старше 30 лет.
Также в отчете имеются сведения о гендерной статистике: 70% похищенных были мужчинами, 30% - женщинами. При это 10% от похищенных женщин (3% от общего количества похищенных) составляли беременные женщины.

Также комиссия приводит информацию о похищенных людях по годам похищения, из которых следует, что более 80% похищений произошло в первые два года военной хунты – 1976-1977.

Далее в данной части идет речь про другую уникальную в своем цинизме практику аргентинской военной диктатуры. Установлено, что за годы репрессий исчезли по меньшей мере 174 ребенка, которые были рождены либо незадолго до заключения их родителей, либо вскоре после этого уже в местах заключения. В отчете подробно приводятся примеры катастрофических условий в которых содержались беременные и только что родившие женщины, а также их дети. В ходе расследования комиссия выяснила, что исчезнувшие дети тайно передавались семьям различных высокопоставленных военных и чиновников, которые сами не могли завести детей. В этих семьях их воспитывали и растили, как собственных детей. На момент публикации отчета из 174 случаев исчезновения маленьких детей лишь в 25 удалось проследить их дальнейшую судьбу.
Значительная часть исчезнувших людей была подростками, в отчете приводятся многочисленные свидетельства исчезновения парней и девушек в возрасте до 18 лет. В частности комиссия приводит свидетельства того, что среди прочих были задержаны 6 несовершеннолетних девушек, которые на момент задержания были беременными. Местонахождение части из них так и не было установлено. 15 сентября 1976 года случилась так называемая “Ночь карандашей”, в ходе которой службой безопасности была задержана группа из 16 школьников, устроивших в своей школе протест социальной направленности (касался выплаты стипендий). Многие из этих школьников были убиты после продолжительных пыток. Приводятся в отчете также факты изнасилования и иных насильственных действий сексуального характера в отношении несовершеннолетних.
Отдельным типом жертв можно посчитать целые семьи. Частым явлением было задержание и жестокие пытки членов семьи того человека, который интересовал военных. Отпускали их, как правило, только после задержания того, кто их интересовал.
В отчете приводятся многочисленные свидетельства того, что люди с инвалидностью и пожилые люди с тяжелыми хроническими заболеваниями подвергались пыткам и издевательствам ничуть не меньше остальных. Кроме того, жертвами репрессий в том числе становились католические священнослужители, несмотря даже на то, что режим военной хунты публично всегда и везде подчеркивал свою приверженность католическим ценностям. В первые годы существования хунты при странных обстоятельствах погибли два католических епископа, осуждавшие ранее действия диктатуры. Пострадали от действий военной хунты и представители иных конфессий, в частности – протестантской.
Никакой пощады не было и для журналистов: по меньшей мере 100 журналистов за время правления хунты были заключены под стражу, часть из них была убита. Многие были вынуждены покинуть Аргентину. Несколько известных и уважаемых журналистов были похищены, их местонахождения так и не было установлено. Еще более очевидными врагами хунты выступали самые разные представители профсоюзов, которые практически всегда были крайне нелояльно настроены к военной диктатуре. Представители профсоюзов, как и сами рабочие, которых они представляли, были наиболее частыми жертвами диктатуры (наибольшие группы репрессированных граждан по профессиям распределились следующим образом: 30,2% - рабочие, 17,9% - служащие, 21% - студенты).

Далее в докладе приводятся примеры существенных нарушений и злоупотреблений со стороны непосредственно судебной власти, связанные, как правило, с применением процедуры “habeas corpus”. Сравнивая данную процедуру, действовавшую и действующую в Аргентине, как и в большинстве стран мира, с порядком, существующим в современной Беларуси (и в общих чертах в иных странах бывшего СССР), стоит отметить, что она в целом соответствуют гарантированному Конституцией Беларуси праву на судебное обжалование задержания и заключения под стражу. В общих чертах, как известно, процедура “habeas corpus” означает, что задержанный человек — или другой человек от его имени — может обратиться к суду с жалобой на произвольный арест или задержание, и потребовать выдачи специального судебного приказа, предписывающего доставить задержанного в суд для проверки законности такого ареста или задержания.
В аргентинских реалиях проблемы возникали на каждом этапе применения процедуры “habeas corpus”. Во-первых, изначально родственники похищенных граждан (сами задержанные, естественно, не имели никакой возможности обратиться в суд, ввиду чего обращение происходило именно от имени их родственников) желали узнать, где вообще находится задержанный и кто его задержал. И уже при разрешении этого вопроса возникали сложности. В ряде случаев суд отказывал в даче какой-либо информации на основании ответа руководства вооруженных сил о том, что граждане переданы “в распоряжение национальной исполнительной власти”. Подобной формулировки часто было достаточно суду для того, чтобы откреститься от применения процедуры “habeas corpus”, т.к. по мнению суда речь не шла о преступлении, а значит де-юре гражданин не был задержан. В ряде других случаев представители исполнительной власти и вовсе заявляли суду, что гражданин ими не задержан (хотя в дальнейшем выяснялось, что он находится именно в одном из секретных центров вооруженных сил), чего было достаточно суду, чтобы отказать в применении процедуры “habeas corpus”, какой-либо дополнительной проверки суд не делал. В ряде случаев суд и вовсе действовал в связке с вооруженными силами и правоохранительными органами. Например, имел место случай вызова гражданина, которому ранее было объявлено, что у государственных органов нет намерения его задерживать, в суд, где непосредственно судья передал гражданина в руки полиции. В дальнейшем это повлекло для данного гражданина последствия в виде года незаконного содержания под стражей. Судья же, со слов родственников гражданина, не чувствовал себя ни в чем виноватым, а наоборот посчитал, что все его действия были верными.
“Очень красноречива в этом отношении статистика Федерального уголовного суда. Не считая повторных заявлений, количество заявлений (по процедуре habeas corpus), представленных в период 1976-1979 только в городе Буэнос-Айрес, достигло 5 487 против 1 089 в период 1973-1975 и 2848 за период 1980-1983. Те же пропорции, но с меньшими цифрами, применяются в главных провинциальных городах. Однако следует сказать, что ни один случай habeas corpus не оправдал возложенных на него надежд.
Существенное изменение, принятое декретом в феврале 1976 года и ратифицированное 18 мая 1976 года, уже повлияло на упрощенный и быстрый характер обращения к habeas corpus: значительно изменилась статья 639 Уголовного кодекса, которая ранее предусматривала, что, если решение суда обеспечивает свободу защищаемого лица, оно без всяких оговорок освобождается на время рассмотрения апелляционной жалобы вышестоящим судом. Измененная формулировка предусматривала на практике, что если бенефициар судебного приказа был арестован по распоряжению национальной исполнительной власти, решение в его пользу об освобождении не вступит в силу немедленно, если прокурор обжалует его. Поскольку это неизменно имело место, защищаемое лицо оставалось под стражей, пока рассматривалась апелляция. Через череду апелляций дело доходило до Верховного суда и могло пройти несколько лет с тяжелейшими последствиями для человека, остро нуждающегося в защите. Точно так же, когда дело доходило до Верховного суда, решение почти всегда приводило к отказу в освобождении. ... Таким образом, все решения судов низшей инстанции в пользу освобождения — как полного, так и условного — не могли быть исполнены до тех пор, пока не было принято окончательное решение в Верховном суде (9 февраля 1984 года Конгресс принял Закон № 23 050, который отменил поправку к первоначальному тексту статьи 639 Уголовного кодекса, признав, что обжалование положительного решения судьи, вынесенного в судебном порядке, не должно отсрочивать исполнение титула освобождения).
Поэтому неудивительно, что с 1973 года судьям не удалось найти или спасти ни одного из многих задержанных.
...
Направление, которое теперь принимали события, побудило правительство принять еще более жесткие нормы для более эффективного ограничения священных гарантий защиты личности. Мы ссылаемся на изменение статьи 618 Уголовного кодекса, первоначальная редакция которой была изменена Законом от 28 марта 1981 года. С этой даты Федеральный уголовный суд был назначен единственным органом, уполномоченным рассматривать судебные приказы о habeas corpus. Поэтому нельзя было обращаться к обычным магистратам, в то самое время, когда участились «задержания-исчезновения» и аресты без суда. Таким образом, было запрещено обращаться к судьям в провинциях, и это наносило ущерб Конституции в отношении федеративного устройства страны. Эта правовая позиция остается неизменной и представляет собой препятствие для исторически признанного права на подачу судебного приказа о habeas corpus судье по своему выбору. Перед лицом этого общего состояния беззащитности не только было бесполезно для отдельных лиц проводить расследование, которое поощрялось некоторыми судебными решениями, но и результаты, полученные теми немногими судьями, которые прилагали отчаянные усилия для обеспечения требуемой юрисдикционной защиты, были удручающе малы”.
В качестве объяснения сложившейся порочной практики авторы доклада приводят позицию одного из генералов, довольно четко объясняющую тактику военной диктатуры в этом вопросе:
“Существуют судебные нормы и стандарты, которые в данном случае не применяются: например, право habeas corpus. При таком виде борьбы секретность, с которой должны вестись наши специальные операции, означает, что мы не можем разглашать, кого мы захватили и кого хотим взять; все должно быть окутано облаком тишины”.
Вместе с тем, авторы приходят к очевидному выводу, что проблема заключалась не в самой процедуре habeas corpus, а в том, что установившаяся власть намеренно ее трактовала в своих интересах.

Другое существенное нарушение, которое, как удалось выяснить комиссии, массово допускалось, лежит в плоскости еще одной обязанности аргентинского суда – требование проводить расследование по каждому факту насильственной смерти граждан. В аргентинской правовой системе именно судом должно было инициироваться такое расследование после поступления информации о насильственной смерти гражданина. Однако, комиссией были обнаружены многочисленные случаи игнорирования судом данной своей обязанности, несмотря на сообщения судебно-медицинских экспертов о поступлении в морг трупов граждан с многочисленными следами насильственной смерти, которые ко всему прочему доставлялись непосредственно военными офицерами. Ровно также в ряде случаев суды в полной мере устраивали объяснения военных о том, что граждане занимались подрывной деятельностью и погибали в ходе перестрелок с военными, хотя на трупах имелись признаки истязания, пыток и даже трупные изменения, которые явно указывали на наступление смерти в других условиях.

Далее в докладе указывается продолжительность содержания под стражей граждан, установленная комиссией (население Аргентины в 1976 году – 26 млн человек):
- 4029 человек задержаны менее чем на 1 год;
- 2 296 человек задержаны на срок от 1 до 3 лет;
- 1172 человека задержаны на срок от 3 до 5 лет;
- 668 человек задержаны на 5-7 лет;
- 431 человек задержаны на 7-9 лет.
Но комиссия также отмечает, что многие заключенные перешли в категорию пропавших без вести после того, как “национальная исполнительная власть” распорядилась об их освобождении. Было выявлено 157 таких случаев. Более того, выявлено 20 случаев, когда заключенные, находившиеся в распоряжении “национальной исполнительной власти” и в то же время официально судимые судами, исчезли после того, как судьи постановили их освободить. Кроме того, имели место случаи, когда родственники задержанных людей ждали их выхода из помещения тюрем, но по прошествии многих часов им сообщали, что уже выпустили задержанного через другой вход, хотя в дальнейшем он так и не возвращался, переходя в категорию пропавших без вести.
В докладе также делается вывод о том, что в принципе содержание под стражей сверх времени, необходимого для сбора доказательств и предъявления обвинения является крайне серьезным нарушением, которое встречалось повсеместно в период военной диктатуры (бывали в том числе случаи, когда человека задерживали еще до установления власти военных в марте 1976 года, а выпускали уже после установления гражданского правительства в декабре 1983 года).

Следующий раздел доклада был посвящен аргентинским адвокатам. Крайне высокий статус и уважительное отношение общества к адвокатам за годы диктатуры были практически полностью уничтожены. Основной проблемой, с которой столкнулась правовая система, было то, что представители военной диктатуры искренне ассоциировали адвокатов с их клиентами:
“Основополагающим элементом конституционной системы прав и гарантий личности, несомненно, является незыблемое «право на судебную защиту лица и его прав» (статья 18 Конституции). Это касается всех граждан. Самый совершенный набор свобод и самый исчерпывающий перечень прав бессмысленны, если они не имеют гарантии эффективной защиты в случае нападения.
Адвокат защиты играет центральную роль в этих гарантиях. Он является «доверенным юристом» традиционной юриспруденции, и его важность в отправлении правосудия была признана аргентинским законодательством, когда оно поставило его наравне с судьями с точки зрения должного уважения и внимания. Без его поддержки, его представительства и его профессиональных навыков любая жертва злоупотребления властью сталкивается с серьезными препятствиями в своих попытках получить судебную защиту. Именно это и произошло в Аргентине.
Как еще один прием в машине государственного терроризма жесточайшие репрессии обрушились на адвокатов, защищавших жертв государства. Произвольные задержания, нападения, жестокое обращение со стороны силовых структур, исчезновение и смерть адвокатов защиты были повседневными событиями в первые годы военного режима.
Военные начали с идентификации адвокатов защиты с их подзащитными. Любой, кто поддерживал или просто спрашивал о предполагаемом подрывнике, подозревался в попустительстве подрывной деятельности, а любой, кто фактически защищал «террористов», считался членом той же незаконной организации, пока он не мог доказать обратное. В большинстве случаев ему не давали на это времени.
Такой ошибочный критерий абсурден, поскольку на самом деле он означал бы, что любой адвокат, защищающий кого-то, обвиняемого в убийстве, сам будет склонен к убийству. В дальнейшем этот взгляд оставит ценный профессиональный навык в руках развратных и беспринципных и, следовательно, обречет обвиняемого на положение полной беззащитности.
Факты свидетельствуют о том, что во времена военной диктатуры представление о независимости адвоката, осуществляющего свою профессию, существенно изменилось. С предсказуемыми последствиями они связывали политическую идею и мотивы подсудимого с защитником, превращая его в соучастника тяжких преступлений. В других случаях абсолютная и произвольная власть в руках репрессивных сил использовалась для преследования достойных профессионалов, стойко отстаивавших интересы своих клиентов, а также для наказания путем ложных обвинений адвокатов, просто защищавших трудовые права.
Результаты очевидны. По оценкам ассоциаций юристов, 23 их коллеги были убиты по политическим мотивам после 1975 года. Помимо этого, 109 адвокатов были похищены, и их судьба до сих пор неизвестна. 90% этих «исчезновений» произошли в период с марта по декабрь 1976 года. Более 100 адвокатов были заключены в тюрьму, большинство из них без суда, и гораздо большее число сохранили свою свободу и, возможно, спасли себе жизнь, отправившись в изгнание за границу. Точное количество установить сложно”.
Далее в отчете приводятся несколько историй об адвокатах, которые были похищены, а в дальнейшем либо были убиты, либо пропали без вести.

Авторы отчета пришли к неутешительному выводу:
“Логическое следствие этих событий в то время было ясным; отсутствие правовой защиты для тех семей, которые должны были сообщить о трагедиях, выпавших на долю похищенных или арестованных. Суды пережили странный с юридической точки зрения период: подавляющему большинству семей приходилось составлять собственные обвинительные акты для представления в суды без необходимой профессиональной помощи из-за угрозы, нависшей над адвокатами, и страха перед тем, что случилось с их коллегами. Никогда не было большей потребности в юридической поддержке, но, как это ни парадоксально, профессиональной помощи практически не существовало”.

Помимо собственно адвокатов, родственникам исчезнувших граждан пытались оказать юридическую помощь представители различных правозащитных организаций. Однако, данная активность не могла понравиться действующей власти. По одному из дел по процедуре “habeas corpus” суд при опросе родственника пропавшего пришел к выводу, что заявление о том, что похищение осуществили представители действующей исполнительной власти является голословным (задерживающие не представились и были без формы). После этого судья выяснил у гражданина, что помощь в написании заявления ему оказывала одна из правозащитных организаций. На основании этого судом было инициировано проведение обыска сразу в нескольких правозащитных организациях. В ходе этих обысков была изъята и отправлена Федеральной полиции вся документация организаций, часть работников была задержана.
Но в аргентинских реалиях наиболее харизматичной оказалась правозащитная организация “Матери Пласа-де-Майо”. Она представляла собой объединение уже не самых молодых женщин, чьи дети и внуки были похищены представителями военной диктатуры. Эти храбрые женщины проводили собрания, а также регулярные манифестации в центре Буэнос-Айреса, вблизи правительственного квартала на площади Майо. Часть из них подверглась репрессиям за свою деятельность, также как и их дети.

Попытки ряда правозащитных организаций расследовать исчезновение людей также преследовались. Представители правозащитной организации “Центр юридических и социальных исследований” были задержаны в 1981 году по подозрению в участие в подрывной деятельности. При этом в официальных заявлениях суда использовались следующие формулировки:
“Судья Ансоатеги изучает связи между обвиняемыми и некоторыми международными подрывными движениями, конфискованная документация может доказать связи между Центром правовых и социальных исследований и подрывными движениями, которые скрывают свою деятельность за фасадом защиты прав человека”.
Интересным фактом, приведенным в докладе, является осуждение фактов нарушения прав человека в Аргентине со стороны большинства цивилизованных стран и международных организаций, но отсутствие такого осуждения со стороны СССР и стран Варшавского договора.
В заключительных частях доклада анализируется объем проделанной работы и формулируются выводы и рекомендации комиссии.
Доклад “Никогда больше” за короткое время стал бестселлером в Аргентине. Менее чем через месяц после получения доклада, 20 октябре 1984 года президент Альфонсин принял решение о создании специального суда для расследования и осуждения членов военного правительства, ответственных за репрессии.

22 апреля 1985 года начался суд над руководителями 3 последовательно сменявших друг друга военных хунт (представители четвертой хунты, которая передала власть демократически избранному президенту, первоначально избежали преследования), т.е. на скамье подсудимых оказалось 9 человек. Суд продолжался почти 8 месяцев. В ходе заседания были рассмотрены более 200 эпизодов преступной деятельности обвиняемых, среди которых были похищения, пытки, насильственные исчезновения и убийства. В ходе первых четырех месяцев в суде было допрошено 833 свидетеля. Суд и демократическое правительство сталкивались со значительным давлением: консервативная пресса осуждала такие действия, радикальными правыми активистами распространялись угрозы совершения террористических актов, ряд из которых действительно закончился взрывами в разных частях страны.
9 декабря 1985 года был оглашен приговор следующего содержания:

Стоит отметить, что суд своим приговором в целом подтвердил несколько тезисов, которые стали в дальнейшем общеизвестными:

• Подавляющее большинство преступлений против человечности произошли в Аргентине в период первых лет диктатуры, когда власть находилась в руках “первой хунты”;
• Наибольшую ответственность за преступления несут представители сухопутных сил и ВМС, тогда как подразделения ВВС принимали участие в репрессиях в меньшей степени;
• Собранных в столь короткие сроки доказательств было недостаточно для привлечения к ответственности всех виновных, поэтому привлечены были именно наиболее одиозные представители военной диктатуры.

Стоит отметить, что, по первоначальной задумке демократического правительства, этот процесс должен был стать лишь первым из многих, подобно тому, как вслед за Нюрнбергским процессом над высшими должностными лицами Третьего рейха последовало множество других над менее высокопоставленными обвиняемыми.
Однако, случилось по-другому. Значительное давление вооруженных сил, которые все еще сильно влияли на положение дел в стране, равно как и угроза нового военного переворота привели к тому, что уже в 1986 году был принят так называемый “Закон о полной остановке”, согласно которому прекращались расследования и судебное преследование лиц, обвиняемых в политическом насилии во времена диктатуры. Единственным исключением стали случаи подделки личности и насильственного исчезновения несовершеннолетних. Данный закон вызвал значительное недовольство у части общества, однако изменен или отменен не был. Более того, год спустя, в 1987 году, был принят так называемый “Закон должного послушания”, согласно которому не подлежали ответственности военнослужащие, исполнявшие приказы вышестоящего руководства в период диктатуры. Учитывая, что изначально приказы всегда шли от высшего руководства государства, данный закон фактически освобождал от возможной ответственности всех военнослужащих помимо уже ранее осужденных руководителей хунты.
В дальнейшем, в 1989 году президентом Аргентины был избран Карлос Менем, который в первый год своего президентства помиловал всех осужденных руководителей военной диктатуры. Эти свои действия Менем, который сам в период диктатуры провел 5 лет в заключении, будучи на момент прихода военных к власти в 1976 году губернатором одной из провинций, оправдал желанием достичь согласия в обществе.
Однако, на этом история все-таки не закончилась. Спустя годы демократического правления, когда большинство участников репрессий уже перестали занимать какие-либо должности, а демократическое устройство Аргентины обрело стабильность, вопрос привлечения виновных к ответственности был поднят вновь. В 2003 году парламент Аргентины отменил одиозные “Закон о полной остановке” и “ Закон должного послушания”. Вскоре Верховный суд Аргентины признал неконституционным и помилование, осуществленное президентом Менемом.
Стоит отметить, что еще ранее, в 1998 году первые руководители военной диктатуры генерал Хорхе Видела и адмирал Эмилио Массера были обвинены в совершении преступлений, подпадавших под оговорку еще не отмененного на тот момент Закона “О полной остановке”: за похищение детей у задержанных матерей, которых в основном после этого убивали.
Также частым явлением в 2000-х стали попытки привлечения аргентинских военных к ответственности в других странах помимо собственно Аргентины: ордеры на их арест выносились в Испании, Швейцарии, Германии. Чаще всего подобное происходило, если жертвами режима оказывались граждане иностранных государств.
После 2003 года последовали многочисленные новые расследования преступлений против человечности в самой Аргентине, которые заканчивались приговорами суда. Оставшиеся к тому времени в живых руководители диктатуры не избежали ответственности. Так, 22 декабря 2010 года Хорхе Видела, которому к тому времени было уже 85 лет, был снова приговорен к пожизненному заключению за совершенные преступления против человечности, а в 2012 – был осужден дополнительно еще на 25 лет лишения свободы.

Умер Хорхе Видела в 2013 году. До конца своих дней он, главный организатор репрессий, в целом признавал свою роль, но не считал себя в чем-то виновным. Из его многочисленных высказываний в суде и за его пределами можно сделать вывод, что период своего президентства им воспринимался как жестокая война с врагами государства, которые заслуживали своей участи. Никакого сожалению по данному поводу он не испытывал.
Помимо этого, на скамье подсудимых оказались и многие рядовые исполнители приказов диктатуры, дожившие до 2000-х, чьи преступные действия получилось должным образом доказать.

Военная диктатура просуществовала в Аргентине лишь 7,5 лет. За этот относительно короткий срок погибли, пропали без вести, подверглись пыткам, истязанию, бесчеловечному обращению, незаконному лишению свободы десятки тысяч граждан. Вне зависимости от того, имел ли кто-то из них отношение к подрывной, экстремистской деятельности (а большая часть отношения к ней не имела никакого), вооруженные силы не имели права совершать все описанные выше действия.
Вместе с тем, если мотивы аргентинских военных и их методы в целом понятны, то куда более болезненным и сложным для понимания является роль юристов в этих репрессиях.
Предусмотрительная замена руководителей суда и прокуратуры на лояльных диктатуре лиц с первых дней власти военных безусловно повлияла на позицию рядовых судей, прокуроров и адвокатов. Однако, судя по всему, значительная часть из них совершенно искренне поддерживала действия диктатуры, преступно соглашаясь со всем творящимся беззаконием. Можно с полной уверенностью говорить, что, в отличии от многих рядовых граждан, которые довольно быстро потеряли доступ к свободным средствам массовой информации, реальный масштаб происходящего юристы понимали вполне отчетливо: количество обращений в суд по процедуре “habeas corpus” однозначно указывало на масштабы всей разыгрывающейся трагедии.
Но стоит отметить и другую важную особенность, касающуюся взаимодействия военной диктатуры с судебной системой: диктатура даже не пыталась облечь свои явно незаконные действия в какую-то хотя бы формально законную форму. Не проводились показательные процессы над противниками режима, не было каких-то сфальсифицированных дел и доказательств, представленных суду с целью фиктивного осуждения задержанных. В отличии, например, от правосудия в нацистской Германии и советского правосудия при Сталине, репрессии не поглотили судебную систему Аргентины и не сделали ее своим придатком, обеспечивающим иллюзию законности происходящего. Военная диктатура, говоря простым языком, попросила судебную власть постоять в стороне и не мешать ей. И суды с удовольствием и облегчением согласились на это. Во многом, именно эта позиция лидеров диктатуры, которые замкнули все откровенно незаконные действия на вооруженных силах, позволила после установления демократии обойтись без поголовной люстрации судебной власти.