Наиболее важным и показательным является часть доклада названная “Судебная система во время репрессий”. Авторы доклада констатируют, что судебная система проявила себя крайне пассивно, не было зафиксировано ни одной попытки провести настоящее расследование исчезновения граждан, не было ни одной попытки выявить секретные места содержания задержанных, за весь период существования хунты ни один военнослужащий не был привлечен к ответственности за совершенные преступления. Стоит отметить, что номинально военная хунта не изменила действовавшую тогда (и до настоящего времени) Конституцию 1853 года. Вместе с тем, положения Конституции просто перестали соблюдаться, демократические институты были распущены. Выводы комиссии, касающиеся судебной системы, заслуживают дословного цитирования:
“После того, как 24 марта 1976 года к власти пришли Вооруженные силы, аргентинские демократические институты были резко подорваны. Была создана своеобразная «исполнительно-законодательно-учредительная власть». Военная диктатура приняла на себя чрезвычайные правительственные полномочия и высшую государственную власть. В первый день переворота изменился состав высших инстанций судебной власти, то есть Верховного суда, Генерального прокурора, провинциальных высоких судов. При этом все остальные члены судебного корпуса были отстранены от исполнения обязанностей. Все судьи, вновь назначенные или утвержденные на своих постах, должны были поклясться соблюдать акты и цели «процесса», инициированного военной хунтой.
С этого момента деятельность судебной власти приобрела весьма своеобразные черты. ... За немногими исключениями суд признавал дискреционное применение полномочий на арест в условиях осадного положения и признавал законность секретных донесений служб безопасности в качестве основания для задержания граждан на неопределенный срок. В то же время он превратил судебный приказ о “habeas corpus” в простую формальность, сделав его совершенно неэффективным в качестве средства борьбы с политикой насильственного похищения. Вместо того чтобы тормозить господствующий абсолютизм, как это и должно было быть, судебная власть стала мнимой юрисдикционной структурой, прикрытием для защиты имиджа режима. Свободе выражения идей в печати препятствовали контроль над средствами массовой информации и самоцензура, практикуемая в результате государственного терроризма, развязанного против журналистов-диссидентов. На юридическое представительство в суде серьезно повлияло тюремное заключение, ссылка или смерть адвокатов защиты. Нежелание и даже самоуспокоенность в отношении прав человека, проявляемые многими судьями, дополняют картину полного отсутствия защиты аргентинских граждан.
Тем не менее были судьи, которые перед лицом огромного давления выполняли свои обязанности с ожидаемым от них достоинством и порядочностью. Однако также верно и то, что, хотя обязанностью судьи является защита отдельных лиц и их имущества, многие этого не сделали. Многие из тех, кто мог бы ограничить злоупотребления произвольным задержанием, поддержали вынесение приговоров без суда. А многие проявляли соучастие в похищениях и исчезновениях своим равнодушием. Люди пришли к выводу, что бесполезно обращаться в судебные органы для защиты своих основных прав. Эта ситуация стала настолько печально известной на международном уровне, что швейцарский суд однажды отказал в экстрадиции пятерых аргентинцев, хотя все требования соответствующего договора были соблюдены, на том основании, что жизнь преступников после экстрадиции не может быть гарантирована. Наш вывод состоит в том, что в период, когда исчезло большое количество людей, судебный процесс как средство обжалования практически перестал действовать. Более того, можно сказать, что при военном режиме право на жизнь, личную неприкосновенность и личную свободу имели мало общего с решениями судей; единственными арбитрами этих решений были члены государственного репрессивного аппарата”.